Половина матча прошла мимо него. Где-то Женя вглядывался в фигурку на вратарских воротах с ярко-рыжими волосами, где-то смотрел в пустоту, не фокусируясь, а потом сам пугался того, с какой скоростью начинали в голове роиться мысли. После игры он быстро выхватил Сашу, поздравляя с победой — всё же, подруга мячи отбивала от колец великолепно, — и убежал в больничное крыло. Помощь никому не требовалась, пятикурсница с хроническим травматизмом сегодня не играла, а значит можно было спокойно засесть в своём уголке и ближе к отбою смыться в шумно празднующую башню Гриффиндора.
Но планы Женя поменял прямо по дороге. Уйти в библиотеку или в башню, пока не начался наплыв, он не решил, но уже знал, что бежать ему надо подальше, нутром чувствовал.
Он ввалился в помещение запыхавшийся, по пути стягивая с себя пальто и поправляя спадающие на глаза волосы. Временно повесил его на спинку своего стула, быстро спихнул свои записи со стола в сумку, перекинул её на плечо и опять схватил пальто в руки. Все действия казались слишком долгими, слишком медленными, слишком механическими. Женя будто бы отключился от пространства.
И совсем не ожидал, что почти в дверях столкнётся с обмотанной в слизеринский шарф и когтевранскую мантию пятикурсницей.
Женя немного опустил взгляд, сквозь зубы выдыхая. Дана замерла, поднимая голову, и в ту же секунду выскользнула обратно в коридор.
Женя, честно, ничего не понял. Но догонять не стал.
***
Следующая игра — предпоследняя в сезоне. Готовились к ней все. Физически — Когтевран и Слизерин, морально — их болельщики, Гриффиндор и Пуффендуй, которым потом играть либо с воронами, либо со змеями, за первое и третье места.
Дана не понимала шумихи. Пусть и можно было вылететь с пьедестала, зависит это всё равно от них. Тренировки и обед по расписанию, собрания в гостиной или в библиотеке тоже, больничное крыло работает двадцать пять часов в сутках, что ещё нужно?
Андрею было этого недостаточно. Он взял дополнительное время на поле: «Какая разница, что погода ужасная? Тучи перед матчем для вас даже с помощью самой мощной магии не исчезнут» — и гонял команду до последнего. Когтевранцы тихо бубнили, что ему нужно было попасть на отдельный факультет диктаторов, но продолжали тренироваться. Даже Дана с её желанием отмазаться от матча, мол, рука болит. Да и не стала она бы так делать, сама понимала.
Параллельно она успевала готовиться ко всем СОВам, прилежно посещала дополнительные по ЗОТИ. Правда, забивала на половину домашних заданий, делая упор туда, куда ей хотелось и куда по её мнению было нужно, но с этим уже ничего не поделать: год подходил к концу и первой необходимостью становились высшие оценки по СОВам. Не хотелось разочаровывать и разочароваться.
Игра наступила очень быстро. Дане казалось, что она буквально пару минут назад наворачивала разминочный круг на метле за полчаса до матча. Сейчас девушка стояла и поправляла игровую мантию перед вылетом на поле. Команда обменивалась подбадривающими восклицаниями. Дана что-то вяло вторила и отошла в сторону, концами пальцев касаясь лба. Не получается понять, есть ли температура, если вечно ледяные пальцы. Быстро размяв плечи, она вновь вступила в круг, образованный командой, и уверенно вложила руку в общую башню.
Предпоследний матч стоило провести хорошо в первую очередь для себя. Летом поиграть возможности не будет. Только если напроситься в гости к кому-то из друзей, да и то проблематично: вдруг папа не отпустит?
Дана встряхнула короткими волосами, чтобы отогнать мысли, перекинула ногу через метлу и взмыла в воздух, чувствуя, как бьет в лицо ветер, и странную тяжесть в груди. В голове — пустота и выстраивающаяся мысленно и наяву стратегия игры.
Она носилась по полю, словно воробей. Здесь успела перехватить, там уклонилась от летящего бладжера, тут пропустила ловца и в конце концов передала удачный пас, принёсший команде плюс десять. Это всё в отличии от остальной её жизни стабильно: и удачные пасы, и обжигающе-ледяной ветер, и пальцы, крепко сжимающие древко метлы. Нестабильно только её наполовину размотанное состояние, из-за которого Дана продолжает пропускать необходимые для перехватов моменты.
Стоило забыться почти на секунду и с дури помчаться навстречу слизеринским охотникам, чтобы отобрать мяч, как метла пошатнулась, и девушка чуть не улетела куда-то в сторону вместе с ней. В хвост врезался тяжёлый бладжер, закручивая её по часовой стрелке. Чуть не падая, она крепко вжалась в метлу, чтобы ненароком не слететь. Обыденная ситуация, но, как только Дана выровнялась, резко начала кружиться голова.
Она висела чуть ли не посреди поля, одной рукой держась за метлу, а второй за голову. Матч шёл, секунды отсчитывались, гремели комментарии, а руководствуется она единственной бегущей мыслью, что нужно доиграть.
Доиграть доиграла, только замешкалась до самого конца. Команда будто бы всё поняла и почти её не нагружала в матче, хоть и полуфинал. Спустившись на землю, Дана пулей метнулась в раздевалку и подбежала к раковине. Врубив холодную воду, она плеснула её себе в лицо и устало облокотилась руками на края. Это отрезвляло, помогало хоть немного прийти в себя.
Дана выбежала из раздевалок и даже не думала, что может замерзнуть-простудиться-дальше по списку. Поднялась в больничное крыло стремительно, перескакивала через ступеньки, ворвалась донельзя нагло. Она опёрлась на колени, пытаясь отдышаться, и исподлобья смотрела на опятьвыглядывающего из-за ширмы Женю. Стабильно.
Он, как назло, будто собирался уходить. Может, и к лучшему. Стоял в пальто, только пришёл — неужто на игру ходил? — и уходить не собирался.
Но Дана не заметила, как Женя в несколько мгновений оказался возле неё. Даже отдышалась не до конца; она разогнулась и отшатнулась под пристальным взглядом парня. Он смотрел странно, не так, как привыкла Дана. Да честно, она вообще не привыкла, что он на неё смотрит. Семененко всегда пялился куда угодно, только не на неё. А сейчас в нем читалась почти вся палитра эмоций и чувств, от щемящей нежности до неприкрытого непонимания. И от этого в груди опять разлилось непонятное тепло.
— Я испугался, — тихо произнёс Женя, склонив голову вбок. Девушка осторожно оглянулась по сторонам: в больничном крыле только они вдвоём.
И лучше бы она не поднимала голову на него, лучше бы вообще не приходила сюда. Это — контрольный в голову. Это Женя, приподнимающий её подбородок и мягко касающихся обветренных губ.
Голову от контраста сносило. Ноги держать перестали, Дана вцепилась в него, хватаясь за всё, что попадалось под руки. Женя целовал до отчаяния нежно, словно она что-то невесомое, нереальное, не существующее ни в каких книжках, историях и воспоминаниях. Так, словно действительно хотел этого. Так, словно не он постоянно избегал столкновения с ней взглядами.
Так, словно это по-настоящему.
Дана судорожно вдохнула воздух и выпутала руку, ущипнув себя. Она тут же ойкнула Жене в губы, неловко тычась носом в верхнюю.
— Я и с травмами тебя переживу, — прошептала девушка и сделала шаг назад. Теперь уже ей не хотелось смотреть. Страшно, страшно до одури. Вдруг пошутил, вдруг проспорил.
Необузданные чувства вели её до самого конца. Так и не поднимая взгляд, она бросилась прочь из больничного крыла.
Дана пожалела, как только Женя начал её избегать. «Не влюбляйся», — предупреждала Даша. Пятикурсница покорно кивала вечно всплывающей цитате подруги и подстраивалась так, чтобы с Женей не пересекаться. Сюда впихнуть это, туда другое, и в итоге день забит так, что времени не то, что заглянуть в крыло, здесь на перекусить почти не осталось.
Дане избегать Женю искренне не хотелось. Поговорить нужно было, понимала она это ясно. Но сейчас казалось важнее сдать все СОВы, чем мучаться с любовными проблемами. Да и у него ТРИТОНы, о каких поцелуях речь? Семененко в голову она залезть не могла, но надеялась, что его благоразумия хватило, чтобы понять, что строить отношения за два месяца до выпуска — затея глупая.