— Дел много, — отвечала княгиня. — Племянника хочет женить…
— Вот, сестрица, все дело и испортила.
— Женить? Опять? На ком же? Я не прочь.
— Ну, уж если ты теперь не женишься, Евгений, то я тебе скажу, что это будет уже ни на что не похоже.
— Да, пожалуй, тетушка; только скажите на ком.
— Нет, я тебе не скажу; а только, если ты сколько-нибудь меня любишь, если ты имеешь ко мне хоть тень дружбы…
— Помилуйте! что это за предисловие.
— Да, да, если ты любишь меня, поедем со мной к Белугиной.
— К Белугиной? Боже мой! На ком же там меня женят?
— Увидишь; только поедем.
— Смотреть, как она крадет ремизы?
— Евгений! Евгений! — сказала Елена Павловна, грозя пальцем. — Но уж так и быть. Все тебе готова простить, лишь бы ты был у меня послушен.
Евгений вздохнул незаметно для дам, по крайней мере для Елены Павловны.
— Меня, однако же, это интересует, — сказал он. — На кого еще вы метите у Белугиной?
— Да не у Белугиной, — сказала княгиня, — а там есть…
— Сестрица, бога ради не сказывайте! Я не хочу, чтоб он знал.
— И сама скажешь ему, не доехав до заставы. Когда же вы отправляетесь?
— Хочешь, завтра? Нет, постой. Я узнаю когда, в субботу или в воскресенье? Ты дал мне слово?
— Располагайте мною.
— Сейчас же еду.
— Да ведь ты хотела вечером?
— Нет, теперь я еще не туда. Мне надобно еще теперь в Вознесенскую. Ужасно далеко, а оттуда уж два шага в Почтамтскую, к Вагиной; там у меня есть еще кое-что на примете. Я буду к вам обедать.
Она вышла в сопровождении молодого князя.
— Как служат эти лошади! — сказал он, возвращаясь.
— Ведь она на наемных. Где же бы своим выдержать?
— Да и Иван Григорьевич бы не дал.
— Куда же ему дать! Он их жалеет больше, чем ее.
Оба замолчали. Княгиня вязала филе, не поднимая глаз.
Евгений курил сигарку. Обоих внутренне занимали проекты Елены Павловны, и ни тот, ни другая не хотели сознаваться в том, потому что и тот и другая до сих пор принимали, по крайней мере судя по видимому, за вздор все предложения превосходной Елены Павловны.
— Ох, уж эта тетушка! — сказал наконец князь. — Вечно с проектами. Вот об ней-то можно сказать, что она только тогда и покойна, когда ей есть о чем беспокоиться.
— Все эти проекты происходят оттого, что она истинно любит тебя, друг мой, — сказала княгиня очень серьезно, посмотря на Евгения, но так, что тот не мог угадать, к чему именно клонилось это замечание.
— Я это знаю! Тетушка точно превосходная женщина и, я верю, принимает во мне истинное участие… — Он замолчал.
— Что же, Евгений? — сказала княгиня, положа работу и смотря пристально на сына. — На этот раз я предложение ее не нахожу не стоящим внимания.
Князь молчал. Княгиня продолжала:
— Тебе уж тридцать лет. Пора думать о женитьбе. Ведь мне уже давно за шестьдесят, и как посмотрю на себя… то, право, кажется, пора тебе позаботиться о том, чтоб я могла еще понянчить внучков. — Княгиня сказала последние слова с веселою улыбкою, которая смягчала то, что было в них горького.
— Не говорите мне об этом, мой друг, — сказал князь, взяв руку матери. — Вы знаете, что жизнь мне дорога только вами.
— Только мною! Ах, Евгений! Я не желала бы слышать этой песни. Вся наша молодежь или по уши в вихре света, так что не помнит сама себя, или тяготится жизнью, как будто бы не было середины!
Князь вздохнул.
— Вот женишься, эта тоскливость пройдет. Жена и дети привяжут тебя к жизни.
— Матушка! Вы знаете мое мнение насчет женитьбы по расчетам, на богатой.
— Я не понимаю, почему эти правила, которые я сама всегда старалась тебе внушить и которые оправдываю совершенно, могут быть препятствием тебе к женитьбе, особенно как предлагает Елена.
— Я не понимаю вас.
— Она хочет тебя женить, между нами сказать… да она, впрочем, сама тебе и сегодня же это скажет, на Байдановой; ты знаешь ее?
— Я слышал о ней, но нигде не случалось мне ее встретить; говорят, хорошенькая.
— И очень. Ты не встречал ее нигде, потому что бабушка ее, с которой она и живет, простая женщина, даже глупе´нька немного и никогда не умела поддержать себя в хорошем кругу. Покойный отец Мери, невесты-то, имел очень хороший круг, но он умер; жена его была больная женщина, от всех удалилась по болезни своей, и теперь Машенька, которую они называют Мери, решительно никого из старых знакомых не имеет. А бабушка знакома только с Белугиными и с Вагиными да бог знает с кем, — и бедная девушка, разумеется, должна также быть в этом кругу. Но я слышала о ней прежде; говорят, мать дала ей очень хорошее воспитание. Видишь ли, мой милый Евгений, я Байдановых давно знаю и со старухою была знакома, и даже дружески, а невестку-то ее, то есть мать Машенькину, ребенком еще знала. Наши семейства всегда были дружны. И я не вижу ничего неравного в этой женитьбе, если мы забудем то, что ты в лучшем кругу, — я не говорю о княжестве, это пустое дело, однако ж, при связях и родстве, это дает шаг в свете: Машенька, выходя за тебя, будет везде принята как твоя жена, а что ж она теперь? И где? И с кем?