— Я более не буду. Дайте вашу ручку в знак мира.
Феклуша не решалась, я засмеялся — она робко протянула руку. Я пожал ее.
— Простите, если я вас напугал.
Мы снова сделались друзьями, то есть, кажется, Феклуша разочла более естественным верить моим словам.
Старики встретили нас с очень веселыми лицами и угощали меня чаем да булочками до отвращения. После ужина они, прощаясь со мной, сказали:
— Может быть, вы не привыкли по-деревенски рано ложиться спать, Феклуша посидит с вами, позабавит вас музыкой!
Я поклонился за их внимательность и, докуривая сигару, сел на ступеньки террасы, дивясь нецеремонности моих новых знакомых. Феклуши не было в комнате в это время, и я был рад за нее. Я думал, что она инстинктом да и по моему обращению с нею поймет, что ей делать. Но вдруг она явилась с гитарой в руке и села возле меня. Вечер был несколько свеж, сад весь покрыт мглой, небо чисто и усыпано яркими звездами. Я счел за грех тратить время на разгадку характеров и, сев поближе к Феклуше, просил ее спеть мне что-нибудь. Она исполнила мое желание. Песня, которую она пела, была самого грустного напева. Малороссийские слова были полны жалобы на злобу и холодность людей к бедной, обманутой девушке. Голос Феклуши был так трогателен и грустен, что я просил ее перестать и спеть что-нибудь повеселее.
— А я так очень люблю эту песню! — сказала Феклуша.
И в ее голосе послышались мне слезы.
— Почему вы можете ее любить? Разве…
— Моя сестра все ее пела, — прорвала меня Феклуша, продолжая брать печальные аккорды.
Эти слова дали моим мыслям другое направление. Я взял на себя роль исправителя и сказал:
— Часто вы сидели так с Иваном Андреичем?
Аккорд замер; Феклуша молчала. Темнота мешала мне видеть выражение ее лица. Я повторил свой вопрос более настойчиво.
— Да! Часто… — робко отвечала Феклуша.
— Нравился он вам?
Долго я ждал ответа. Феклуша сидела как статуя.
— Я потому с вами так откровенен, что принимаю в вас большое участие. Не бойтесь меня, я вас спрашиваю для вашей же пользы.
Феклуша молчала, да и что ей было отвечать?
— Если вы будете молчать, вы обидите меня и докажете тем, что все правда, что говорили мне о вас.
— Ах, боже мой, да что же я буду вам говорить? — с досадою проговорила Феклуша.
— Отвечать на все, о чем я вас спрашиваю, — с суровостью наставника сказал я. — Вы молоды, недурны собой. К чему вам торопиться искать жениха?
— Какого жениха? — тревожно спросила Феклуша.
— Ну полноте! Я все знаю. Иван Андреич хотел жениться на вас и, верно бы, женился, если бы…
— Я знаю, что все соседи говорят о нас! — с подавленным вздохом прервала меня моя слушательница.
— Если знаете, то вам надо быть как можно осторожнее. Не оставаться одной, вот как теперь я с вами.
Мои слова, кажется, произвели сильный эффект, потому что я слышал ускоренное дыхание Феклуши.
— Может быть, вы уже были бы женой Ивана Андреича, а теперь приобрели в нем себе врага.
— Я ему ничего не сделала! — произнесла торопливо Феклуша.
— Как ничего! Нет, вы много можете сделать вреда человеку. Вы настолько хороши собой, что даже порядочного человека можете заставить сделать низкий поступок. Сознайтесь, — вы очень хорошо знаете всю силу вашей красоты?
Феклуша молчала. Я старался разглядеть ее лицо, но было слишком темно; вдруг мне с чего-то показалось, что сдержанный смех вырвался из ее груди. Я обиделся, потому что рассчитывал на другое впечатление.
— Говорите откровенно, — не правда ли, вы рассчитывали меня завлечь, и вам удалось бы совершенно, если бы…
Я был прерван воплем, вырвавшимся из груди Феклуши, которая, закрыв лицо, вскочила и убежала от меня.
Я остался как дурак один, не зная, что мне делать. Вопль был так естествен… Но, может быть, это была досада, что я угадал и разрушил все планы и надежды ее? Я просидел долго на террасе, поджидая возвращения Феклуши, однако она не являлась, и я, недовольный своей ролью, побрел в назначенную для меня комнату. Через несколько минут явилась ко мне Федосья с двумя кружками; в одной был квас, в другой — вода. Поставив их на стол, она не двигалась с места и глядела на меня так свирепо, что я с досадою ей сказал:
— Мне больше ничего не надо.
Федосья, заминаясь, грубо пробормотала:
— Барышня…
Я догадался, что передо мной стоит поверенная Феклуши.
— Ну что твоя барышня?
— Плачет! — мрачно отвечала мне горничная.
— Что же мне делать? Разве я могу идти утешать ее?
— Да вы ее обидели! — злобно и с упреком сказала Федосья.