— Вот и мой жребий выпал, — проговорил я, хлопнув по плечу Лиса. — Я пошел к мозгоправам, а вы, платосцы, держитесь вместе.
— Все мы там будем, — подмигнул мне Коннор.
Я двинулся к коридору, который вел к кабинету психолога-псионика.
— Постой, Палач, я с тобой, — внезапно окликнул меня Олуш.
— Да? — удивился я. — Твое имя вроде бы не называли.
— Называли, — здоровяк явно погрустнел. — Бикмучиносиус Дисрей Олушарий.
— Понятно. Я даже не знал, как оно полностью звучит.
— Никто не знает. Все — и друзья, и враги — зовут меня Олушем.
— Оно и понятно, почему. Никому не хочется язык ломать. И за что тебя таким именем наградили?
— Это особенность культуры, где я родился. Я с Фарго, с провинции Вольных городов, — Олуш поморщился, добавив: — Дурацкое название.
— Почему же?
— Потому что никакие там города не вольные. Подчиняемся всем тем же законам, что работают по всей планете и Федерации.
— Но название-то откуда-то взялось?
— Угу, взялось. Его еще при колонизации дали триста лет назад. Когда все только начиналось, правители нескольких городов отделились от Федерации, решив стать независимыми. Вот же придурки!.. Как можно стать полностью независимыми, живя на одной планете с остальными альрийскими провинциями? Тогда у Федерации не было сильной власти, и они не стали с ними ругаться. Только поржали, наверное, в рукав и помахали им ручкой. Те отделились. Построили собственный космопорт и начали вести дела. Но через несколько лет сами вернулись в состав Федерации, потому что вся их экономика, основанная на добыче меди, спустилась в унитаз.
— Почему?
— Федерация поступила хитро и нагло — запретила крупным предприятиям покупать медь у Вольных городов. Вот те и сдулись.
— Для заключенного ты неплохо знаешь историю своей планеты, — усмехнулся я.
— А что тут такого?.. — пожал плечами Олуш. — Поначалу я был примерным гражданином Фарго и Федерации. Потом началась война и… все пошло в задницу.
— Фарго… Фарго… — задумался я. — Постой, Фарго ведь тоже локсы бомбили, верно?
— Верно, — вздохнул Олуш. — Уже ближе к концу войны.
Мы замолчали. Каждый, видимо, вспоминал о своем мире. Пейзажи Лямории снова поплыли перед моим мысленным взором. В реальности же там теперь взглянуть не на что. Насколько я помнил из новостных сводок того времени, от массированных орбитальных атак пострадало более половины поверхности планеты, из-за чего по предположительным данным было уничтожено около восьмидесяти процентов населения. Но имперцы посчитали, что этого недостаточно, поэтому выпустили в атмосферу Лямории ПАГ, который добил оставшихся. Для меня до сих пор осталось загадкой, почему они так жестоко поступили с планетой, на которой никогда не располагалось ни крупных заводов, ни космопортов, ни каких-либо военных объектов. Единственный ее недостаток — это относительно близкое расположение к границам Империи. Но ведь многие другие планеты локсы не тронули. Надо было мне задать вопрос тем локсийским ублюдкам, прежде чем выпускать в них очередь из автомата.
Погрузившись в воспоминания, я и не заметил, как мы оказались напротив кабинета номер шесть. Остальные трое из списка уже были здесь. Двух мужиков — понурого седого доходягу с глазным имплантом и широкоплечего коротышку с металлической серой шапкой вместо волос я уже встречал, хотя и знаком с ними не был. А вот смуглую невысокую женщину с короткой стрижкой и мелкими черными глазами, которые, казалось, посылали тебя к черту даже тогда, когда ты в них не смотрел, я видел впервые.
— Михель Донски, Орландо Кринг и Бикмучиносиус Дисрей Олушарий, пройдите, пожалуйста, в сектора шесть-один, шесть-два и шесть-три соответственно, — снова раздался гендерно нейтральный голос из громкоговорителя.
Дверь перед нами, глухо прошипев, поднялась. Открылся проход в широкий коридор. Кабинет, как оказалось, делился на несколько секторов.
— Ну я пошел, — сказал Олуш. — Надеюсь, мозги они мне сильно не свернут.
— Было бы что сворачивать, — ухмыльнулся я.
Здоровяк натянуто улыбнулся и вместе с Михелем и Орландо скрылся в недрах кабинета номер шесть. Я перевел взгляд на женщину с черными глазами.
— Чего уставился? — буркнула она, злобно глядя на меня исподлобья.
— Да вот думаю, почему их вызвали, а нас с тобой — нет.
Дверь снова поднялась, и из кабинета вышло три человека — две высокие женщины лет по тридцать с небольшим и чуть согбенный мужчина со старинным трехпалым протезом вместо правой руки. Лица у всех троих были какие-то потерянные. Так обычно выглядят люди, которых несколько минут назад ошарашили какой-то сенсационной новостью.