Выбрать главу

В отряде скаутов никто не знает о моем прошлом. А если бы узнали, что сказали бы?

В этой книге я рассказываю о своей жизни. Мне сказали, что я — единственный, кто уцелел в худшем из учреждений советского детского ГУЛАГа. Ну, а потом я зажил в Америке нормальной жизнью. В учреждениях, созданных Сталиным, по сей день мучают несчастных детей. Поэтому я решил, что не имею права молчать.

Мама говорит, если моя книга поможет спасти хотя бы одного ребенка из ада, через который прошел я, дело того стоит.

Подобно тысячам советских детей, в возрасте пяти лет я был признан необучаемым и приговорен к “постоянному постельному режиму” — к жизни в пустой кроватке, больше похожей на смерть. Надеюсь, мои успехи в американской средней школе — несмотря на то, что до десяти лет я совсем не учился, — докажут, как ошибались советские эксперты, торопясь списать со счетов ребенка с диагнозом “имбецил”.

Мои друзья в России часто спрашивают, как мне удалось выжить там, где большинство детей умирали, не дожив и до семи лет. Не знаю.

Эта книга писалась многие годы. Еще очень долго после приезда в Америку мама посылала “отчеты” о моих успехах британской супружеской паре, Алану и Сэре, с которыми я познакомился в Москве в доме ребенка № 10. Посылала и фотографии, запечатлевшие и первое посещение Диснейленда, где меня встречал Микки Маус, и праздник в честь получения мной гражданства — на этом снимке я стою в цилиндре со звездами и полосами и сделанной мамой надписью: “Американец Джон”. Есть фото, где я снят в смокинге, как мой любимый герой Джеймс Бонд, есть мое фото в скаутской форме.

В 2006 году мама послала им посвященную нашей семье статью из местной газеты. Журналист расспрашивал нас, как мы нашли друг друга, как живем теперь и какой была моя прежняя жизнь в России. В ответном письме Алан сообщил, что, судя по статье, мне известна лишь часть моей необыкновенной истории. На следующий год Алан и Сэра приехали к нам в Соединенные Штаты погостить, и мы стали вспоминать о Москве и том времени, когда Алан работал корреспондентом одной из английских газет, Сэра его сопровождала, а я находился под опекой государства. У меня накопилось множество вопросов. Что случилось с моей настоящей семьей? Как я попал в дом ребенка № 10? Почему меня в шестилетнем возрасте перевели во взрослый интернат для умственно отсталых? Почему так затянулось мое спасение?

Чем больше я узнавал, тем сильнее росло мое любопытство. Я хотел понять, почему советские врачи не видели разницы между умственной и физической недееспособностью. Как им хватало духу приговаривать малышей с легкими физическими недостатками к жизни в аду? В одной из бесед Алан сказал, что из моей истории могла бы получиться замечательная книга. Эта идея захватила меня. Ты должен написать ее, предложил я Алану. А все остальные — Сэра, Вика и я — внесут свою лепту. Мир должен узнать мою историю.

Живя в Америке, я довольно много читал о России. Недавно мне поручили сделать на уроке истории доклад о свержении царя, приходе к власти Ленина, а затем захвате ее Сталиным. Это помогло и мне самому лучше понять систему, которая пыталась меня уничтожить.

История начинается с того времени, когда мне было четыре года. Более ранние воспоминания у меня смутные, как, наверное, у любого четырехлетнего ребенка. Сидя взаперти, в полном одиночестве, я понятия не имел о том урагане, что поднимали вокруг меня люди, пытавшиеся меня освободить. Его кульминацией стал отклик мамы на мои крики о помощи.

Работая над книгой, Алан еще раз побывал в Москве и побеседовал с людьми, которые знали меня. Он также использовал дневники, фотографии, видеоматериалы, официальные документы. Я помогал ему, делясь своими воспоминаниями, которые стали отчетливее лет с шести.

Все то, чему я был свидетелем в “местах заключения”, передано так, как виделось мне. Остальное рассказано двумя очень дорогими мне людьми — молодой русской женщиной Викой, посвятившей моему спасению много месяцев своей жизни, и Сэрой, которая не успокоилась, пока не вызволила меня из лап смертоносной системы.

Бетлехем, штат Пенсильвания

Сентябрь 2008 года

1

Ноябрь — декабрь 1994 года

Приоткрытая дверь

— Можно мне игрушку? Пожалуйста?

Ванин вопрос остался без ответа. В комнате было много малышей, однако ни один из них не шевелился. Воспитательница Настя бесшумно сновала между ними и протирала мебель мокрой тряпкой. Ваня, не отрывая глаз, следил за каждым ее движением. Однако Настя ни разу не повернулась к нему. Теперь она шла к креслу-качалке, которое никогда не качалось и в котором неподвижно лежала крошечная Валерия. У девочки были открыты глаза, но она ничего не видела. Настя тоже ее будто не замечала. Она не посмотрела в ее сторону, не коснулась ее, не сказала ей ни слова, словно та ничем не отличалась от деревянных игрушек на полке. Но вот тряпка слегка задела ее ножку — Валерия дернулась, и на ее личике появилось испуганное выражение.