Так было положено. Но во время боевых действий все менялось. Например, во время моей первой экспедиции, в результате которой, я оказался на Скале, нам, командирам десантных взводов, выдали всего по пять запасных патронов к револьверу, убранных в непромокаемый мешочек, карабины и к ним брезентовую патронную сумку на двадцать зарядов, какие обычно носят егеря. В дальнейшем каждый офицер сам решал, что брать на операцию. Бад любил корд и брал к нему до двадцати зарядов, я его терпеть не мог и оставлял себе только револьвер. Кос настолько плохо видел, что револьвер считал вещью совершенно бесполезной и больше полагался на силу руки и шпагу.
Когда мне сказали, что я попаду в десант мне стало страшно. Я ничего не знал об армии и представлял себе бравых вояк, которые на утлых суденышках высаживаются на захваченные врагами острова в бурю и шторм. Десантная морина обычное подразделение. Во время подготовки, никаких особенных навыков мы не получили. Единственное чему учили нас и не учили других, это стрельба с качающейся с лодки. Приемы рукопашного боя и метание ножей нам никто не показывал. Правда, в нашей учебке, старший инструктор был помешан на шлоте, разновидности кулачной драки для дворян, он попытался научить нас вставать в стойку и бить друг друга, но ничего хорошего из этого не вышло.
В полночь я остался в кают-компании один. Офицеры ушли. Люм отправился в казарму. Я немного посидел на диване, полистал газеты, но читать не стал. Голова гудела после трудного дня. Пора было ложиться спать. Я выключил лампу, разулся, лег на диван, укрылся кителем и попробовал уснуть. Окна были открыты и в комнате стало прохладно. В темноте слышались шаги караульного и шум фонтана во дворе. Я лежал с закрытыми глазами и думал об Эн. Сон не шел. Часы в кабинете пробили час ночи, потом два часа, а потом я увидел себя в нашем доме на острове Хос. За окном море и небо были серого цвета, словно свинец. Ветер врывался в окно и цветочные горшки с геранью жалобно дрожали. Мне нужно было закрыть окно, но защелок на раме не было, и как только я закрывал ставни, они снова распахивались. Тюлевые занавески били меня по лицу, ветер становился сильнее. Я осмотрелся, в поисках того, чем мог бы подпереть ставни, увидел старую, пробитую пулей, каску с красным плюмажем, дотянулся до нее, захлопнул окно и заклинил его. Занавески сразу успокоились, но окно продолжало дрожать, и эта дрожь передавалась каске, на которой дрожал кровавый плюмаж.
-- Господин супер-лейтенант.
Я открыл глаза и тут же зажмурился. От яркого света заломило в висках. Я сел, растирая лицо ладонью.
Люм держал в руке кувшин и полотенце. Пахло кофе.
-- Завтракать будете? - участливо спросил денщик.
-- Есть не буду, - прохрипел я, голос казался чужим и далеким, - только кофе. И сахара побольше.
Я умылся. На лице от беспокойного сна остались багровые полосы. Китель помялся, но это было не важно. Не обращая внимания на шум в ушах, я оделся, застегнул портупею, разгладил складки, надел и выровнял фуражку. Я специально приказал денщику разбудить меня рано. До подъема оставалось еще семь минут. Я присел на стул, чтобы унять внутреннюю дрожь и суету. Командир должен быть деловит и спокоен. Люм принес чашку. Пока я мылся и собирался, кофе успел остыть. Я выпил его одним большим глотком.
Я еще раз потер лицо, встал, прошел в кабинет, надел ранец, снял со стены карабин, повесил его себе на грудь и вышел на плац.
В глубине казармы загрохотал барабан, к нему присоединились дудки командиров взводов, послышался топот множества ног и из дверей высыпали моринеры. Я сидел на краю бассейна и смотрел, как они строятся, сначала третий взвод, за ним все остальные. С первым, как всегда были проблемы. В десантных моринах в первый взвод попадали самые бестолковые моринеры или не обстрелянная молодежь. Первый взвод он потому и первый, что привлекает к себе наибольшее внимание офицеров. В нашей морине он сформировался из пополнения уже после войны. Туда попали крестьяне с дальних южных островов. Были они ленивы и не внимательны. И офицер у них был такой же. Моринер-лейтенант Мас, носил длинные волосы, по последней моде, которые очень редко мыл, был толст, ленив и прожорлив. Он приходился племянником какому-то видному дипломату и на мои многочисленные просьбы забрать его в другую часть, адмиралтейство неизменно отвечало отказом.
Я нехотя встал, поправил ранец и вышел на середину двора.
Моряки построились. Офицеры вышли вперед.
-- Смирно! Старший офицер!
Морина подтянулась.
Чеканя шаг, Бад подошел ко мне и отдал честь.
-- Господин супер-лейтенант-моринер, седьмая десантная морина к маршу готова!
Золотые нашивки были сняты, флаг из пурпурного превратился в голубой, гвардейской морины больше не существовало. Завтра в эту казарму войдет другие моряки и другие офицеры.
-- Здравствуйте, моряки! - крикнул я.
-- Здравствуйте, господин супер-лейтенант-моринер.
Они старались проговорить приветствие, как можно быстрее и получилось, что-то вроде, "суп-лейт-нер".
-- Сегодня мы уходим в поход! Вы увидите далекие земли и почувствуете вкус победы! Многие из вас получат награды и прославят свои имена! Я рассчитываю на вас! С нами океан!
-- Ура! - рявкнул строй.
-- Лейтенант-моринер Бад, командуйте.
Бад отошел в сторону, чтобы оказаться впереди марширующей колоны и крикнул:
-- Морина! За мной, шагом марш!
Шеренга дрогнула, смялась, первый взвод замешкался, но выправился и морина, гремя по брусчатке сапогами, потекла из ворот на улицу.
Последними выезжал обоз из двух тяжело нагруженных, затянутых брезентом штатных подвод и артиллерийские лохматые тяжеловозы, с навьюченной пушкой и снарядными ящиками. В состав десантной морины входило полевое 37-мм орудие системы Бора. При транспортировке его разбирали и перевозили на лошадях, а при высадке десанта, на спинах матросов.
Суперинтендант Кос задержался, огляделся, словно проверяя, не забыли ли чего-нибудь, подошел ко мне и сказал:
- Ну, вот и все.
Из ворот мы вышли вместе.
Морина растянулась по узкой улице. Закинув карабин за спину, я шел замыкающим, глядя под ноги, чтобы не попасть в кучи, которые оставляли за собой лошади.
Стояла удивительная тишина. Горожане еще крепко спали в своих мирных постелях, не думая о пище насущной и о семейных неурядицах. Раннее утро время самых сладких снов.
Морина стекла по улице вниз и вышла на проспект. Я ускорил шаг и, обогнав колонну, поравнялся с Бадом. Он сверкнул на меня глазами и улыбнулся.
- Хорошо идем, - весело сказал он.
У большинства десантников настроение было приподнятое. Я видел, что люди улыбаются, тихо переговариваются, разглядывают витрины магазинов или просто глазеют по сторонам. Мы вышли в поход. В такие моменты кажется, что мир выглядит иначе. Все чувства обостряются. Ты смотришь на давно знакомые вещи и видишь их совсем по-другому. Я не знаю, как это объяснить, но так бывает.
Я вспомнил другие морины, усталые, запыленные люди, многие в бинтах, едва переставляющие ноги в разбитых сапогах. Они могли смотреть только в землю и думать о том, чтобы не упасть от усталости.
-- Смотри, - Бад тронул меня за рукав, - это не твои, там?
Я поднял глаза от брусчатки и увидел Эн. Она стояла в тени каштанов, держа на руках сонную Аду. Тэм стоял рядом и отчаянно тер глаза.
Я оставил колонну и побежал к ним. Тэм заметил меня и бросился на встречу, Эн принялась тормошить Аду. Дочка проснулась, недовольно засопела, хотела заплакать, но вместо этого улыбнулась и потянулась ко мне. Мы стояли обнявшись, а морина проходила мимо. Я слышал шелест шагов за спиной. Эн поцеловала меня в щеку, прижалась ко мне всем телом, и тихо прошептала в самое ухо, - мы сделаем, как ты хочешь, чемоданы уже собраны, сегодня мы уедем.
Я крепко сжимал ее в объятьях и задыхался, а она шептала одно и то же: