- Ваш коньяк, - сказал я Року и показал на недопитую бутылку.
- Пусть останется у Вас.
Мы прошли через сад и вышли на улицу.
- Знаете здесь, какое-нибудь тихое местечко? - спросил капитан.
- Да. Есть неподалеку один ресторан.
Мы заказали салат с тунцом, жаренную макрель и вино.
- Пусть так, - сказал я, - пусть адмиралы готовили переворот, но при чем здесь я, причем здесь моя морина. Если нас отправили на Дикий остров только для того, чтобы вывести Меца на чистую воду, почему было сразу не сказать Вам, что происходит?
Рок огляделся.
- Говорите тише. Друг другу мы можем доверять, но здесь слишком много посторонних ушей.
Он закурил и залпом выпил бокал вина.
- Как я уже сказал, в свое время меня отстранили от дела и передали его контрразведке. Думаю, что они вытрясли, из арестованных мной офицеров Красного дракона, подробности заговора, и колеса завертелись. Я разведчик, Бур, и не очень представляю, как работает это ведомство, но думаю, что работает хорошо. Они не торопились, следили за Мецем и его людьми, пока не установили всю цепочку. Немного спутала карты война, но она закончилась, и адмирал начал действовать. Он выждал сколько мог и заговорил об экспедиции. В контрразведке понимали, что отправлять людей Меца на Дикий остров нельзя, а в Вашей морине был глубоко законспирированный агент контрразведки. Поэтому послали Вас. Не знаю, какой приказ получил Ваш офицер, но думаю, что сейчас Толя уже нет в живых, может быть несчастный случай, может быть просто убийство. Не знаю, у них свои приемы.
Нам принесли салат, и мы принялись за еду. Готовили здесь не очень вкусно, зато порции были большие и вино хорошее.
- Все это отвратительно, - наконец сказал я.
- Не нравится чувствовать себя болваном, правда? - с улыбкой спросил капитан.
- Не в этом дело. В этой чертовой экспедиции погибли хорошие люди, погибли совершенно зря. Я оставил на Диком острове почти сто человек. Мне теперь с этим жить.
- А, бросьте, - сказал Рок. После еды он повеселел и разрумянился, и теперь напоминал москита, который насосался человеческой крови.
- Вы живы, Вы выполнили боевую задачу, привели обратно корабль и, говорят, привезли с собой доктора. Тоже кстати странный персонаж. Я тут навел справки и узнал о нем, кое-что.
Но это все пустое. Живите спокойно. Дело законченно, виновные наказаны, мы теперь не удел и больше ни на что не сможем повлиять.
Мы расплатились по счету и вышли.
- Чем собираетесь заняться на гражданке? - спросил Рок.
- Поеду на родной остров. А Вы?
- Буду на вилле тыквы выращивать. Я люблю в земле копаться. Овощи стоят дорого, а пенсия у меня маленькая.
Прощайте Бур. Не болтайте. Нам не зря дали персональную пенсию, могут ведь и отобрать. Хотя, даже если Вы кому-нибудь, что-нибудь расскажете, Вам все равно никто не поверит. Надеюсь, что больше никогда Вас не увижу и не услышу о Диком острове.
- Прощайте, капитан. Я тоже постараюсь все забыть.
Мы раскланялись и разошлись, пожимать друг другу руки на прощание не стали.
Всю ночь меня мучили кошмары. Мне снился пустой форт, распахнутые ворота, снились Бад и Тар, я снова греб из последних сил, но на этот раз Гат успевал запрыгнуть в лодку, и я проснулся с ощущением того, что все не так уж плохо. Ночью выпал снег и сад смотрелся по-другому. Я позавтракал в комнате у окна, любуясь заснеженными деревьями и пошел в церковь. Здесь было пусто и тихо. Я присел на лавку и стал вспоминать всех, кого оставил на Диком острове. Столько всего произошло за последние несколько месяцев. Я вспоминал разговоры в кают-компании, веселых офицеров, играющих в карты и шахматы, и мне казалось, что артиллерист и интендант все еще живы. Я думал о Муки и Баде, прокручивал в голове наш последний разговор с доктором. Журчала океанская вода, в круглом бассейне плавали маленькие кораблики, оставленные прихожанами. Я вышел на улицу, в церковной лавке купил пять корабликов, по числу оставшихся на Диком острове офицеров, вернулся и опустил их в бассейн. Чтобы мои сослуживцы не сделали, как бы не были виноваты передо мной или перед собой, но пока корабль плывет, остается надежда. Я немного постоял над бассейном, потом надел шляпу и вышел на улицу. Опять пошел снег, и гимназисты возле ворот затеяли игру в снежки. Я медленно шел по бульвару и думал о том, что каждый корабль рано или поздно причалит к своему острову, а вот каким он будет, зависит от нас.
Далекие острова. Возвращение.
С тех пор, как я вернулся домой прошло уже больше двух лет. Жизнь текла своим чередом, зиму сменяло лето, дети взрослели и мои приключения на Диком острове стали потихоньку забываться. Я вел довольно замкнутый образ жизни, почти ни с кем не общался, кроме своих родных и нескольких отставных офицеров, которым, как и мне, повезло вернуться домой. Я ничего не слышал о своих сослуживцах и, признаться, был этому рад.
После войны остров опустел, большинство мужчин призывного возраста погибли или пропали без вести. Сваи на пристани сверху до низу были обклеены предложениями о сдаче жилья в наем.
Семьи, которые лишились кормильцев, бедствовали, и были рады сдать, за умеренную плату, комнаты или целые дома. Сами хозяева перебирались в летние пристройки, домики для гостей или съезжались с родственниками.
Эн не захотела жить с матерью, поэтому, сразу после приезда, сняла большой дом на побережье. Из окон открывался чудесный вид на океан и прямо из сада, через покосившуюся деревянную калитку, можно было выйти на пляж. В доме было три спальни и гостиная, так что Тэм и Ада получили по собственной комнате, а на чердаке я устроил себе кабинет. Хозяйка дома, пожилая вдова, переехала жить к сестре, так что нас никто не беспокоил. Раз в месяц я приносил ей плату за жилье, а в сентябре привозил половину всех собранных в саду яблок и слив.
Говорят, что первое время на острове было шумно. Вернувшиеся с войны мужчины радовались мирной жизни, много и весело пили, приводили дома в порядок, правили заборы, чинили крыши, пристраивали веранды. Но потом выданное в адмиралтействе жалование закончилось и жизнь замерла. Когда я сошел на берег вокруг было серо, пусто и грязно, а во взглядах редких прохожих сквозила бесконечная тоска. Зимой сезонной работы не было, поэтому многие из тех, кто летом и осенью трудился в порту, жили впроголодь. Рыбные и хлебные лавки начинали давать еду в долг. Имена должников записывали на грифельных досках и вывешивали в зале на всеобщее обозрение.
Эн, как не старалась, не успела потратить все деньги, полученные от меня перед отъездом, поэтому в нашем доме было тепло и светло, продукты в кладовой не переводились и дровяной сарай был почти полон. Мы наняли милую пожилую женщину, которая жила по соседству, убирать дом и готовить обед.
Мое старое место работы давно отдали другому, так что первые месяцы после возвращения я бездельничал. Эн записалась в кружок помощи жертвам войны, занималась благотворительностью, на которую каждый месяц выпрашивала у меня десятку, участвовала в постановке домашних спектаклей и учила сирот живописи. Тэм ходил в гимназию. По воскресеньям мы вставали рано и шли в церковь. Жена и дети читали молитвы и пели вместе со всеми, а я просто сидел на лавочке, возле бассейна и думал о своем.
После посещения Дикого острова здоровье мое сильно пошатнулось, поэтому весной пришлось обратиться к врачу. Доктор Моу, когда-то лечил нас с братом от простуды, потом принимал роды у Эн, и вот теперь разглядывал мои шрамы и печально качал головой. Он принимал больных дома в крошечной комнатке, которую лет сорок назад приспособил под кабинет. Здесь пахло медикаментами и тройным одеколоном, которым доктор пользовался всю жизнь.
Заполняя карточку, Моу спросил.
-- Сколько Вам полных лет?
-- Тридцать шесть.
Он с тоской посмотрел на мою почти седую голову, вздохнул и покачал головой.
-- Великий океан, что же они с Вами сделали.
Это был не вопрос, а скорее утверждение.