— А таблетки от головной боли вы тоже принесли?
— Вот это да! Вы что их, горстями глотаете?! А где ваша тетя Мария?.. Эх вы, обманщик!
Он закрыл глаза. Ему вдруг показалось, что он словно льдинка на теплой ладони… Нет больше прежнего Александра Руманна. А есть измученный болью усталый человек. Он искал, ошибался, чтобы понять наконец простую истину: надо быть добрее и лучше, тогда избежишь самого страшного — одиночества. Надо быть добрее и лучше… добрее и лучше…
Перевод Р. Желдыбаевой.
ОПОРА ЖИЗНИ
Рассказ
Через крошечные окна в низкую классную комнату пробивались яркие солнечные лучи, пятна света дрожали на темном полу, волновали, напоминали, что за окнами — весна. Софья видела, что ученики сегодня невнимательны. Но не сердилась на них. Ее взгляд упал на маленький букетик из ивовых прутиков, который дети поставили на учительский стол. Она благодарно улыбнулась и призналась себе, что в глубине души тоже ждет не дождется, когда же тетушка Нургисса, единственная уборщица школы, потемневшим от старости медным звонком объявит о конце занятий…
Дети решали задачу по арифметике, а Софья ходила от парты к парте, через плечи ребят заглядывала в тетради, останавливаясь время от времени, чтобы кому-нибудь помочь. На чем только они не писали! На всевозможных бумажных лоскутках и даже на деревянных дощечках, которые гладко выстругивал для них старый столяр Йорг Феттер. Мел заботливо исписывался до последней крошки. Шла война… В этой далекой деревне в Казахстане не гремели орудия. Но жилось здесь тоже нелегко. Дети были бледные и худые. Бледные, потому что им почти нечего было надевать и они всю зиму сидели дома, не бывали на свежем воздухе, а худые… Ах, боже мой! Софья с нежностью погладила темноволосую головку балкарской девочки Зухры, которая сидела рядом со своим братом-близнецом Азретом, поджав под себя босые ноги. Их обувь, сшитую из тряпок и ваты, заботливая тетушка Нургисса, как всегда, выставила сушиться на солнце…
Софья задумалась и, когда в коридоре прозвенел звонок, от неожиданности вздрогнула.
— Дети, задержитесь немного! — обратилась она к ученикам. — Вы все знаете, что папа Азрета и Зухры сейчас на фронте, а мама лежит в больнице. Сельский Совет решил подарить им обоим резиновые галоши, чтобы они всегда могли ходить в школу.
Ученики захлопали в ладоши, возбужденно заговорили, перебивая друг друга. Перед глазами каждого из них сверкали блестящими боками две пары новеньких галош. А счастливые и смущенные брат и сестра стояли в кругу школьных товарищей, немного растерянные от неожиданно свалившегося богатства…
Софья улыбнулась, вышла в низкий, тесный коридор и увидела сидящую на стуле тетушку Нургиссу. На коленях она держала Ирму, Софьину дочурку, которая завороженно, приоткрыв от волнения рот, смотрела на губы старушки. Тетушка Нургисса рассказывала что-то на певучем казахском языке. Софья остановилась возле них, прислушиваясь, но поняла лишь отдельные слова, а маленькая Ирма была полна внимания. Ничего удивительного, девочка даже сама могла говорить по-казахски, потому что во время занятий оставалась под присмотром тетушки Нургиссы.
Когда Ирма подросла, она часто просила:
— Апа, расскажи мне сказку!
И тетушка Нургисса охотно рассказывала ей сказки, которых знала великое множество, да и сама, наверное, сочиняла.
Старушка поцеловала девочку и, бережно спустив с колен, подтолкнула ее к матери.
— Мама, апа рассказывала мне сегодня о волшебном верблюде и прекрасной девушке, — затараторила Ирма и примолкла, увидев в руках матери букетик ивовых прутьев.
— Можно я это понесу?..
Когда с обедом было покончено, дети засобирались на улицу. Зухра, без умолку о чем-то щебеча, натянула на Ирму пальтишко, обвязала ее платком. Софья невольно улыбнулась, вспомнив, как однажды Ирма решительно заявила ей:
— Зухра моя сестра, а Азрет — мой брат. Так мне тетя Халимат сказала.
Софью тоже манили свежий воздух и весеннее солнце. Она немного помедлила и вышла вслед за детьми, которые уже нашли укромное местечко возле низкого глиняного забора. Этот дувал Софья и тетя Халимат вместе соорудили для своих маленьких домишек. Домики их стояли на самом краю деревни, и улица отсюда, словно река, вытекала прямо в бесконечную степь. Как часто этой зимой Софья скользила взглядом по безотрадной белой равнине, которая где-то далеко-далеко сливалась с линией горизонта. Сейчас снег отступил, остался только в маленьких низинах. Очнувшись наконец после долгого сна, солнце с улыбкой осматривало все, что давно и терпеливо ждало его тепла: домишки с низкими окнами, темную сырую солому во дворах, пару кур, старательно копавшихся в размякшей земле… Софья глубоко вдохнула вместе со свежим воздухом терпкий запах навоза и подумала: «Наконец-то весна! Война кончится, скоро должна кончиться. Тогда непременно вернется и Эрих…»