Война забросила Софью в эту маленькую деревню, где она познакомилась с тетей Халимат, которая с двумя детьми эвакуировалась сюда из далекой балкарской деревушки из-под Нальчика. Незаметно эта простая женщина стала для Софьи подругой, которая всегда была готова помочь ей, разделить с ней печаль и страдание. После рождения Ирмы Софья долго болела, и тетя Халимат заботилась и о ней и о ее ребенке…
Софья тяжело вздохнула. В этот момент детские ручонки обвили ее шею. Ирма забралась к ней на колени.
— Мамулечка, а мы уже пришли. Солнце стало совсем холодное.
Вот как долго засиделась она за столом! Софья поцеловала дочку.
— Ох вы, мои милые… Я совсем забылась… Азрет, Зухра! Садитесь за уроки. А Ирма будет тихонько играть со своей куклой.
Она вручила дочери сшитую из тряпок и набитую опилками куклу, а сама вышла на улицу, набрала кизяка и соломы, чтобы растопить печку и сварить немного картофеля. Руки ее занимались привычной работой, а мысленно она все еще была с мужем. «Где ты? Почему не ищешь меня так, как я тебя? Знаешь ли ты, сколько писем я тебе написала, любимый? Но почти все они вернулись назад, потому что не смогли тебя найти. А некоторые письма, видно, затерялись…»
Когда на следующий вечер они садились за свой скудный ужин, под окном послышались торопливые шаги. Дверь открылась и… Азрет и Зухра тут же кинулись навстречу матери, которая, плача от радости, начала обнимать то их, то Ирму. Софья расцеловала тетю Халимат, участливо посмотрела на ее заметно похудевшее лицо.
— Теперь все к столу!
Но тетя Халимат все ласкала и обнимала детей. Глаза ее светились радостью, из-под платка выбились седые волосы. Софья знала, что тетя Халимат поздно вышла замуж. «Потому что я была некрасивая, — так разъяснила она однажды. — Мой Ибрагим тоже не очень красивый, но хороший человек». Сейчас тетя Халимат была олицетворением материнской любви и в тусклом свете лампы казалась почти прекрасной.
— Как вы себя чувствуете? — спросила наконец Софья.
— О, я совсем здорова и снова могу работать. А еду, которую ты мне прислала, я привезла назад. Когда мне сказали, что отпустят домой, я больше ни единой крошки не могла съесть…
Она развязала узелок и выложила на стол картошку в мундире и несколько засохших кукурузных лепешек. Ирма проворно схватила одну из них:
— Апа, можно мне ее съесть?
— Конечно, можно, детка!
Ирма всех пожилых женщин называла так, как привыкла обращаться к своей любимой тетушке Нургиссе — апа!
Когда наконец все сели за стол и принялись за горячий чай, тетя Халимат спросила:
— Никаких известий?
Софья только отрицательно покачала головой и опустила глаза.
В один из первых апрельских дней почтальон Айгуль принесла письмо, в котором командир роты сообщал, что ефрейтор Ибрагим Алиев пал смертью храбрых. Когда Софья пришла из школы, тетя Халимат, рыдая и что-то выкрикивая, упала ей на руки…
Шло время. После победы над гитлеровской Германией вернулись уже многие бойцы. Всякий раз, когда Софья видела шагающего вдоль деревенской улицы солдата с вещевым мешком за плечами, сердце ее начинало гулко стучать, а в глазах загоралась надежда.
Как-то вечером, когда они с тетей Халимат шли домой с поля, им навстречу выбежала Ирма. Еще издали она закричала:
— Мама, тетя Айгуль принесла тебе толстое письмо, вот тако-о-о-е толстое!..
Софья ускорила шаг, потом, не сдержавшись, побежала. Распахнула дверь — вот оно, на столе!
Чужой почерк… Челябинск…
Из конверта выпала маленькая связка помятых, замусоленных листков: совет Московской службы розыска обратиться в Центральное бюро… Ответ из Бугуруслана: «На ваш запрос, к сожалению, ничего не можем сообщить…» Несколько треугольных конвертиков с номером полевой почты. «…Не вешай голову, мы еще найдем друг друга. Сейчас такое происходит со многими!»; отпускное свидетельство Эриха из уральского военного госпиталя: письмо от нее самой: сообщение о рождении дочери на новом месте, в далеком Казахстане. Поблекшие буквы на донельзя зачитанном листке — и через всю страницу, наискосок, явно свежее, рукой Эриха написанное: «Ура!» А вот, да вот оно — письмо от него! Нет, не письмо, а только начало, всего несколько строк. «Софья, счастье мое! Я думал, что сойду с ума от радости. Наконец, наконец-то признак жизни от тебя, от вас! Привет тебе, малышка Ирма, моя большая, незнакомая дочка!.. Если бы ты знала, Софьюшка, сколько больших и малых дорог преодолело твое дорогое письмо, через сколько добрых и верных рук оно прошло на фронте и в тылу врага, да, даже там, и снова вернулось, чтобы дойти до этого большого завода, где я последние годы работал для победы. Но об этом подробнее сегодня вечером, когда я приду со смены, хорошо, милая? И еще о том, чтобы как можно быстрее перевезти вас сюда…»