— Ничего я не забыла, — Ульяна затеребила платок, — просто... скоро должны мои вернуться, обед варить надобно. Жеромы они у меня ой какие. Да Фёдора мойво ты знаешь.
— Все мужики одинаковые. А времечко-то ещё есть, — Прасковья взглянула на солнце, оно ещё не очень высоко оторвалось от земли, и лукаво посмотрела на подружку.
Та намёк поняла.
— Ну, как у тя телушка-то растёть?
— Растёть, куды ей деваться! А у тя?
Разговор явно не клеился, был каким-то натянутым, но торопливо прошмыгнула мимо Марфа.
— Здравы будьте, тетуся Прасковья, — сказав, дева стыдливо опустила голову, слегка покраснела.
Горячо зыркнув глазищами, она заторопилась, словно её кто-то хотел остановить.
— Ой, краса кака! — Прасковья произнесла эти слова сладким голоском. — Ой, кума, глаз за ней нужен. Глаз. Смотри... Замуж ей пора.
Мать машинально посмотрела вслед удаляющейся дочери. Тяжело вздохнула.
— А ты не вздыхай, чем мой Ягор плох? А? Девки ему проходу не дают. А он... нет. Марфа, чую, в его сердце вошла. И чё бы нам их не поженить? А?
Ульяна опустила голову, искоса взглянула на бывшую подругу.
— А, понятно. Фёдор твой... того... как же, земец! А давно он им стал? Да если бы не... Ну, ладно. Мой Ягор, може, ещё и боярином будить. Вон он каков!
Ульяна молчала.
— Чего молчишь? Аль Фёдора бойся? Дак, ты... держи в руках мужика. Пущай попробует у меня Яван слово противу сказать, так я б его...
Она не стала дальше продолжать, а как-то полупрезрительно взглянула на Ульяну. Баба такого выдержать не могла.
— Ладноть, — выдавила она из себя, — посылай сватов.
Она давно была за такое решение. Егор ей был по душе. Да кто нас, баб, спрашивает? Цыкнет мужик, а то и вожжами отходит. И на этом... конец.
Вернулась Ульяна домой, а на душе словно кошки нагадили. Вырвалось как-то это согласие. А что дальше? И попробовала она пустить в «дело» всю свою женскую хитрость и ласку. Вечером, подсев к мужу, голоском запела ему на ушко, не желает ли он кружечку бражки аль медовухи. Привстал Фёдор с лежаня. Не поймёт, чё это с бабой. Раньше с устатку — и то со скрипом наливала. А щас... на тебе.
— Чё ето ты така добра? Аль чё надоть? Так говори.
— Федотушка, — она пододвинулась поближе, руку на его плечо положила, — да я... того, — сказала и замолчала. Боязно стало.
— Ну, чё, говори, — он пятернёй прошёлся по всклокоченным волосам, расправил усы.
— Да я щас, принесу.
— Ну, неси.
Она шустро спустилась в подвал и вернулась оттуда со жбаном в руке. Взяв с полки братину, подсела к мужу.
— Держи! — и подала ему братину.
Тот, ничего не понимая, посмотрел на сосуд, потом на жену.
— Лей, — видя её нерешительность, подтолкнул он.
Фёдор почти залпом выпил две братины. Хотел было и третью. Но жена поставила жбан на пол. Тот, расправив омоченные усы, произнёс ласково:
— Ну, сказывай!
Такое обращение её вдохновило.
— Федотушка! — стараясь произнести его имя как можно ласковее, начала она разговор. — Марфуша у нас стала видной девицей.
— Это так! — не без гордости произнёс он, как бы намекая, на кого она похожа.
— Дак... того... пора ей и в замужество.
— А чё, жених есть? как-то быстро произнёс он, глядя на супругу.
— Есть.
— Кто ж?
— Ой, парень хоть куды. Девки к нему, как пчёлы на мёд. А он... ни... Марфуша наша ему по душе. Да и она... на его заглядывается.
— Уж не Егор ли? — отодвигаясь, спросил он.
От его строгого, грозного тона ей стало не по себе. Но, ещё на что-то надеясь, робко произнесла:
— Ён!
Лицо Фёдора исказилось в гневе. Стало страшным, злым, отталкивающим.
— Да я... я... — он стал задыхаться, глаза его бешено забегали по комнатушке, ища что-то подходящее.
Ничего не найдя, он пустил в ход кулак. Как она увернулась от удара, одному Богу известно.
Вскочив, словно кто-то её подбросил, она юркнула в приспешную[3]. Засов танцевал от его ударов, как юный цыганёнок, выклянчивая у прохожего милостыну. Она с мольбой смотрела на эту деревяшку. И та победила. Когда человек выбился из сил, деревяшка спокойно легла на место. Ульяна ещё долго не выходила из своего убежища. Наконец Фёдор позвал её. Его голос был уже не таким грозным. Она открыла дверь.
— Собирай на стол, — приказал он.
Уже сидя за столом, уписывая нехитрую снедь и строго глядя на Ульяну, он произнёс:
— Ещё раз услышу... — и погрозил кулачищем, — и ей скажи, чтоб не заикалась.
Ульяна поняла, что тот имел в виду Марфушу.