Лорен шмыгнула носом.
– Мне было бы легче поверить в это, если бы ты перестала смотреть на меня как на пустое место.
– Ладно, извини. Просто меня выбесило, что ты начала писать Клер. Ты как будто…
– Нарушила правила, понимаю. Пообещай, что скажешь мне, если решишь начать поиски.
– Обещаю.
– И больше не будешь меня игнорить.
– А ты больше не будешь писать моей бывшей про мою личную жизнь?
– Это было один раз! Хорошо, не буду.
– Договорились.
– Я тебя люблю, – прошептала Лорен. – Даже несмотря на то, что ты порой и ведешь себя как свинюка.
– И я тебя люблю, даже несмотря на то что ты обзываешь меня свинюкой.
Не слишком похоже на обмен извинениями, однако в два часа ночи, да еще когда мир вращается с головокружительной быстротой, это можно считать неплохим началом новой страницы, решили сестры.
Хоакин
Выходные начались для него не лучшим образом. В пятницу после уроков, когда он уже направлялся к дверям, из своего кабинета выглянула школьный психолог.
– Хоакин, задержишься на минутку? – сказала она.
Он покрутил головой по сторонам, проверяя, нет ли поблизости какого-нибудь другого Хоакина. Откуда она вообще его знает? Обычно школьный психолог занимается новичками и выпускниками, которые планируют поступать в колледж. Хоакин издалека видел кипу заявлений о приеме: народ активно готовился выпорхнуть из гнезда и начать следующий этап жизни.
Какая ирония, подумалось ему, все стремятся поскорее покинуть дом, и только он один хочет остаться.
– Я увидела это, – сказала психолог, когда Хоакин наконец оказался в ее кабинете и сел, не обращая внимания на развешанные по стенам плакаты, вдохновенно убеждавшие его: «Ты можешь!», – и, конечно, сразу же вспомнила о тебе. Подумала, тебе пригодится! – с улыбкой добавила она.
Хоакин взглянул на протянутый ему лист бумаги. Распечатка из интернета, а статья, судя по дате, написана почти пять лет назад. Заголовок жирным шрифтом: «Как выйти из-под опеки. Полезные советы», и ниже: «Что необходимо знать об успешном взрослении… и не только!» Рядом с заголовком – рисунок ракеты.
– Вспомнили обо мне, – повторил Хоакин, сдерживая не то смех, не то плач – странное чувство, распиравшее грудь, давившее на легкие.
– Именно, – подтвердила психолог.
– Ну конечно же.
Хоакин прекрасно знал, что через три месяца ему исполняется восемнадцать, и в напоминаниях не нуждался. Он также помнил про льготы, полагавшиеся ему до двадцати одного года: пособие на жилье и питание, возможность получения стипендии, помощь в трудоустройстве. При всем том, однако, Хоакин буквально всю свою жизнь провел в системе, в которой обещанное никогда не выполнялось, так что он не собирался потратить следующие три года на погоню за Белым кроликом. Он всегда считал, что после школы сразу пойдет в армию, но теперь при мысли о том, что придется уехать из дома Марка и Линды, внутри у него все сжималось. Едва выйдя из кабинета психолога, Хоакин выбросил распечатку статьи в урну.
Когда он пришел в закусочную на встречу с Аной, их обычная кабинка оказалась занята, к тому же повсюду бегали дети. Хоакину хотелось вывернуться из собственной шкуры, так тесно ему в ней было.
– Я отказался от усыновления, – заявил он, как только официантка подала напитки. – Теперь можете кричать на меня весь оставшийся час.
Глаза у Аны расширились, и все же она спокойно принялась снимать бумажную обертку с соломинки.
– Я не собираюсь на тебя кричать, – сказала она нарочито ровным тоном. – Если таково действительно твое желание, меня это не огорчает. Я даже поздравлю тебя с тем, что ты наконец определился, чего хочешь.
– Но?
– Но, – продолжала Ана, – я сомневаюсь, что на самом деле это то, чего хочешь ты. Скорее, ты убежден, что этого желают Марк и Линда. Ты боишься их разочаровать и одновременно боишься, что сам в них разочаруешься, поэтому закрываешь тему, чтобы гарантированно избежать боли.
– Моя боль меня не волнует, – возразил Хоакин. – Я боюсь причинить боль им. Я не знаю, как среагирую, поэтому… – он сделал отодвигающий жест.
– Дистанцируешься? – подсказала Ана.
Вместо ответа Хоакин взял свою соломинку и принялся стучать ею по столу, пока обертка не сползла гармошкой. Непонятно отчего ему хотелось задеть Ану, поругаться с ней.