– Спокойной ночи, – сказала она. – И смотри, не съешь все мороженое, оставь мне хоть немного.
Лорен в шутку отсалютовала сестре и пошла наверх, а Майя выскользнула из дома через парадную дверь.
К тому времени, когда она добралась до парка, перед глазами у нее все пульсировало красным, ровно в такт биению сердца. Что это – любовь, страх или обыкновенная глупость, Майя не понимала, однако стоило ей разглядеть на парковке Клер, и оттенки красного заполыхали еще ярче.
Клер стояла, засунув руки в карманы толстовки. Голову закрывал капюшон, так что видно было только лицо. Лицо, которое Майя по-прежнему считала едва ли не самым прекрасным в мире.
– Привет, – сказала она, приблизившись.
– Привет, – поздоровалась Клер. Вся такая хмурая, холодная, сплошь синий и фиолетовый в противоположность жаркому алому костру, пламеневшему в груди у Майи.
– Привет, – повторила Майя, внезапно почувствовав себя так же глупо, как при первой встрече с Клер, когда от смущения она словно лишилась языка. – Я… Я просто хотела сказать. Про биологическую маму.
Клер указала подбородком на одну из скамеек.
– Присядем?
Кивнув, Майя последовала за ней.
– Ну, – вздохнула Клер, – рассказывай.
Майя пожалела, что не подготовилась к встрече заранее. Что говорить и, главное, как? И она рассказала Клер все.
О Грейс и ее ребенке, о Хоакине, Натали и отказе от усыновления. О ссоре с Лорен, о маме, лежащей на полу в луже крови. О том, как папа прилетел из Нового Орлеана в больницу и, увидев дочерей, заплакал. Майя рассказала Клер про сейф, конверт и адрес, про запланированную на завтра поездку и невозможность провести День семьи в центре. Когда слова закончились, Майя ощутила себя выжатой как лимон.
– Ясно, – сказала Клер. – А теперь, Майя, скажи, что ты чувствуешь в связи со всем этим.
Майя недоуменно заморгала.
– Что?
– Что ты чувствуешь? – Клер посмотрела ей в глаза. – Разве непонятно? Всякий раз, когда тебе страшно, когда в твоей жизни случаются важные события, ты бежишь.
– Я…
– Ты оттолкнула меня. – Голос Клер явственно дрогнул. – Нельзя вот так просто открывать и закрывать эту дверь. Сперва ты молчишь, а потом вдруг шлешь эсэмэски среди ночи. Черт, Майя, ты разбила мне сердце!
Сейчас, в темноте, Майя испытывала жгучий стыд.
– Я не хотела ничего разбивать, – произнесла она и внезапно вспомнила Хоакина. Почему так? Он не позволил усыновить себя тем двоим, кто любит его всей душой, и… – О нет! – охнула она шепотом. – Я делаю то же самое…
– Делаешь что? – не поняла Клер, но Майя уже плакала.
– То же самое, – всхлипывала она. – Прости меня, пожалуйста. Я не хотела, чтобы ты знала – про маму, про все это. Я испугалась и… и запаниковала. Я не хочу… быть одна!
– Тише, тише, Май. – Пальцы Клер нежно гладили ее по лицу. Нежнее, чем Майя имела право чувствовать. – Что ты такое говоришь! Ты не одна, вокруг много людей, которые тебя любят, которым ты не безразлична.
– Прости меня, Клер, – повторила Майя. – Мне так жаль… Я так по тебе скучаю! Я тебя обидела, причинила боль. Думала, что причиняю боль только себе, но оказалось, что и тебе тоже. Прости…
– Все хорошо, – прошептала Клер. – Все хорошо, я тебя прощаю. – Она тоже плакала, а когда наклонилась, чтобы поцеловать Майю, та ощутила на губах обжигающе-соленый вкус их смешавшихся слез. – Все хорошо, – выдохнула Клер, – только не делай так больше, договорились?
– Договорились, – шепнула в ответ Майя и снова поцеловала ее, а потом заключила в объятья. – Я никогда, никогда от тебя не уйду.
– Как и я от тебя, – промурлыкала Клер, зарывшись лицом в ее волосы. – Я ведь тебе еще тогда сказала, что никуда не ухожу.
И пускай Майя не заслуживает такой щедрости, но этот подарок она заберет.
Хоакин
Он не сказал Марку и Линде, что едет на встречу с родной матерью. Жаждал поделиться этой новостью – хоть с кем-нибудь, – и все-таки промолчал. Не знал, как сказать. Ана заставила бы его анализировать чувства. Элисон, социальный инспектор, наверняка завела бы разговор про документы и правила. Бёрди… Ну, Бёрди просто отпадала. Хоакин не сомневался, что Марк и Линда по крайней мере его выслушают, но как смотреть в глаза людям, чьим сыном он отказался стать, и сообщать о своем намерении встретиться с биологической матерью, да еще после того, как они подарили ему автомобиль? Нет, ни за что.
Придется молчать, решил Хоакин. И, как выяснилось, совершил большую, просто огромную ошибку.