Если мы собираемся начать подобный диалог, то, думаю, прежде чем засесть за серьезную науку, стоит сказать несколько слов о моей богословской позиции, которая если и не во всем совпадает, то во многом согласна с позицией большинства тех, кто, по–видимому, участвует в диалоге. Я выражу ее тремя краткими утверждениями.
Прежде всего: наука соблазняет верующего использовать Бога в качестве «объяснения». Мы вспоминаем о Боге, чтобы объяснить вещи, которые иначе объяснить не удается: «Как возникла вселенная?», «Откуда взялись мы?» и тому подобное. Мы превращаем Бога в какую‑то универсальную заплатку, особенно там, где, как мы чувствуем, наука не дает хороших и убедительных объяснений. Он (или Она?) становится великим Богом пробелов. Но истина в том, что первый и основной момент в религиозной вере — установление личных отношений с Богом. Только во вторую очередь этот личный Бог может стать источником знаний. А некоторые верующие, кажется, надеются, что наука никогда не заполнит определенных пробелов в нашем знании об эволюции, и это позволит им без помех заполнять пустые места Богом. Но разум нам дан совсем не для этого. Мы призваны искать полноту Бога в творении, используя для этого не Бога, а собственные мозги.
Космологи довольно часто говорят о «разуме Бога». При этом в большинстве случаев имеется в виду, скорее всего, та идеальная математическая структура Платона, из которой рождается наш «мир теней». Такое представление дает нам единую теорию, понимание всех физических законов и условий, в которых они действуют. Но дает ли оно нам возможность понять жизнь, самих себя, наше будущее? Космологи, кажется, не связывают с понятием «разум Бога» никакой преднамеренности. Но можно ли без этого допущения понять жизнь и ее будущее? Боюсь, этот вопрос выходит далеко за пределы того, что обычный ученый назовет рациональным подходом к вопросам о мире, в котором мы живем.
С энтузиазмом рассуждая о «теории всего» и «разуме Бога», ученые неизбежно пытаются исчислить то, что исчислению не подлежит: самоотверженность, милосердие, гармонию и тому подобное. Можно поверить алгеброй гамму, но красоту ноктюрна Моцарта не выразишь в цифрах и формулах. Это, разумеется, не унижает ни науки, ни других путей познания. Просто у каждой дисциплины свой круг возможностей. Вот почему нашему знанию необходима целостность. Разумеется, между наукой и богословием всегда будет чувствоваться напряжение, связанное с трансцендентальным (вне–рассудочным) характером последнего; однако, судя по платоническим поискам «божественного разума» среди ученых–космологов, само это напряжение может стать источником очень продуктивного диалога.
В то же время необходимо беречься серьезного искушения — чрезмерного упрощения этого диалога. В культуре научной космологии Бог выступает прежде всего (если не исключительно) как объяснение, а не как личность. Бог — идеальная математическая структура, теория всего. Бог — это Разум. Однако верующему нельзя забывать, что Бог есть нечто большее и самооткровение Бога во времени не просто передача информации. Даже открыв «разум Бога», мы не обязательно найдем Бога. Сама природа нашего существования в развивающейся вселенной и нашей неспособности полностью ее понять, несмотря на все успехи нашей космологии, возможно, свидетельствует о том, что в этом мире Бог стремится сообщить нам нечто гораздо большее, чем информация. Если мы действительно ищем единства и целостности знания, то, взглянув на наш путь, не можем не заметить его сложную динамику: динамику, влекущую нас от познания через его неполноту к изумлению, а затем — к любви.
Второе мое замечание, касающееся богословских размышлений о далеком будущем, следующее. Научная картина вселенной имеет дело с вопросом о происхождении, о том, как возникло то, что мы сейчас наблюдаем и испытываем. А богословское понятие творения (и, следовательно, Бога–Творца) отвечает на вопрос, почему существует все, что существует. Творение — не один из путей возникновения мира и вещей, который можно противопоставлять другим путям, например, тем, что предлагают нам квантовая космология и эволюционная биология. Утверждение, что весь мир сотворен, — это религиозное утверждение о том, что все существующее зависит в своем существовании от Бога. Оно не сообщает никаких научных сведений о том, как возник мир, хотя Книга Бытия и выражает идею зависимости бытия всех вещей от Бога в прекрасных и подробных рассказах.