чтобы браться за ее изучение. С другой стороны, мы знаем о том, что
человек, целиком поглощенный проблемой шизофрении, часто склонен
переоценивать ее значение и не замечать других проблем.
Проблема больших проблем.
Я позаимствовал это название из замечательной книги Элвина Вейнберга
<Reflections on Big Science> (152), книги, в которой подразумеваются
многие из тех вопросов, которые хочу затронуть я. Его терминология
позволяет мне в более драматичной форме заявить основной тезис моего
меморандума. Я предлагаю организовать атаку по типу Манхэттенского
проекта на те проблемы, которые я действительно считаю Большими
Проблемами* нашего времени, и мое предложение обращено не только к
психологам, но ко всем людям, обладающим хоть каким-то чутьем на то,
что <важно> для истории (к классическим научным критериям я добавляю
критерий <важности> исследования).
Первая и главная большая проблема заключена в важности и необходимости
появления хорошего человека. Человечество должно стать лучше, иначе
оно окажется стертым с лица земли или, если обойдется без катаклизмов
планетарного масштаба, будет вынуждено жить под постоянной угрозой
исчезновения. Главное условие, своего рода sine qua поп, состоит в
четком определении того, что есть хороший человек, и я много раз
повторял об этом
* Я написал эти слова с большой буквы, как их писал Вейнберг.
32
Здоровье и патология
в своих работах. Пока, к сожалению, я не могу сказать, что в нашем
распоряжении достаточно эмпирических данных на этот счет, что их хотя
бы столько же, сколько было в распоряжении людей, работавших над
Манхэттенским проектом. Но я твердо уверен, что эта грандиозная
программа вполне выполнима, я уже могу определить сотню, две сотни,
две тысячи частных и второстепенных проблем, для решения которых
необходимо участие огромного количества людей. Проблему создания
хорошего человека можно с уверенностью назвать проблемой самоэволюции
человека. Нам необходим такой человек, который был бы ответствен за
себя и свое развитие, досконально знал самого себя, умел осознавать
себя и свои поступки, стремился к полной актуализации своего
потенциала и т. д. Во всяком случае, совершенно очевидно, что никакие
социальные реформы, никакие, даже самые замечательные, конституции,
планы и законы не будут работать до тех пор, пока люди не станут
достаточно здоровыми, сильными, развитыми, пока они не познают самих
себя и не выберут разумный, здоровый способ существования.
Столь же важной и насущной, как и вышеназванная, является проблема
создания хорошего общества22. Хорошее общество и хороший человек не
могут существовать одно без другого. Они необходимы друг другу. Я
отбрасываю в сторону вопрос о том, что первично в данном случае -
общество или человек. Ясно, что они развиваются одновременно и в
тандеме. Невозможно улучшить одно, оставив другое без изменений.
Говоря <хорошее общество>, я имею в виду совокупность представителей
одного биологического вида. В последнее время появляются утверждения
(83, см. также главу 14), что решить эту проблему возможно при помощи
исключительно социальных, не психологических, мер. В этот вопрос
необходимо сразу внести ясность. Исходя из предпосылки, что человек
как таковой не подлежит переделке, и занявшись исключительно
социальными преобразованиями, мы не можем быть полностью убеждены, на
добрые или на злые дела подтолкнут наши действия этого самого
человека. Не следует преувеличивать значение всевозможного рода
социальных и благотворительных программ, сами по себе они не могут
улучшить общее психическое здоровье общества, хотя моральные качества
человека в некоторой степени зависят и от социальных институтов, в
которые он включен.
Ключевая идея социального синергизма23 состоит в том, что общество с
примитивной культурой, равно как и общество с высокоразвитой
индустрией, зиждется на общей социальной тенденции, на тенденции
преодоления дихотомии между эгоизмом и бескорыстием у каждого
отдельного члена общества. Так, есть социальные меры, которые
неизбежно настраивают людей друг против друга, но есть и такие, при
которых человек, желающий блага себе, неизбежно действует во благо
окружающим. С другой стороны, человек, движимый альтруистическими
побуждениями и помогающий людям, неизбежно получает какие-то
преимущества для себя. Примером такого синергизма могут служить
экономические инструменты вроде нашего подо-
0 гуманистической биологии
ходного налога, который удачливость отдельного человека распределяет к
пользе всего общества. Подобного нельзя сказать о налоге с продаж,
который отнимает у бедных людей гораздо больше, чем у богатых, и
вместо <распределяющего> эффекта вызывает концентрирующий, или, по
меткому выражению Рут Бенедикт, эффект <воронки>.
Я заявляю со всей серьезностью и ответственностью, что эти две большие
проблемы можно считать главными проблемами нашего времени.
Технологический прогресс с его достижениями, о которых пишет в своей
книге Вейнберг, которые стали общим местом в рассуждениях на подобные
темы, должен рассматриваться лишь как средство решения этих проблем,
но не как самоцель. До тех пор, пока технологические и биологические
новации не окажутся в руках хорошего человека, они будут либо
бесполезными, либо опасными. Я подразумеваю здесь наработки по таким,
казалось бы бесспорно гуманным проблемам, как борьба с болезнями,
увеличение продолжительности жизни, устранение боли и страданий в
целом. Я спрашиваю: кому нужно, чтобы злодей жил дольше? Или стал
могущественнее? Здесь уместно вспомнить об атомном оружии, о спешке в
его разработке, вызванной стремлением опередить нацистов. Атомная
энергия в руках Гитлера, несомненно, обернулась бы гибельными
последствиями для всего мира. Она и сейчас представляет великую
опасность. Но абсолютно то же самое относится к любому
технологическому изобретению. В качестве критерия всегда можно
спросить себя: было бы это хорошо для Гитлера?
Неизбежный побочный продукт нынешнего технологического прогресса -
страх дать новое оружие в руки злодея, поскольку он сможет
использовать новшество в своих целях и стать более опасным, чем
когда-либо за всю историю человечества. Нельзя исключать возможности
того, что власть захватит абсолютно безнравственный, жестокий человек.
Тогда, поддерживаемый жестоким обществом, обладающий огромной силой,
он будет непобедим. Я думаю, что, если бы Гитлер выиграл войну,
подобного рода протесты были бы сейчас невозможны - его Третий Рейх
действительно мог просуществовать сотни и тысячи лет. И потому я
призываю всех биологов, всех людей доброй воли посвятить свое время и
свой талант решению этих двух больших проблем.
Вышеприведенные соображения в большой степени подтверждают верность
моего тезиса о том, что классическая философия науки как