И она положила трубку. А я стояла растерянная и радостная, потому что теперь уже знала, что сердце у нее – чистое и доброе. Ну, разве что с еле заметными пятнышками… А у кого, скажите, их нет? То-то же…
Глава 14
Самое замечательное алиби
Самолет взорвался в воздухе, не успев набрать высоту. Когда к пострадавшим подоспели медики, несколько человек были еще живы. И среди них – Георгий Владимирович… Его даже успели довезти до больницы. Несколько раз он приходил в себя и шептал про какую-то Музу… Или медузу… Но по приезде в больницу он скончался. Случилось это днем, а мы узнали обо всем лишь поздно вечером из всероссийских телевизионных новостей. Итак, бывшая жертва Элен, бывший кандидат в депутаты и доктор ушел в мир иной – замечу, вопреки своему желанию. Случилось то, чего хотела Элен… И опять в мою душу закрались сомнения… Я не выдержала и позвонила в Варшаву. Ответил мне Игорь. Чувствовалось, что он был очень взволнован и его переполняла большая радость, она звучала серебряными нотами буквально в каждом его слове! Я попросила позвать к телефону Элен. Он загадочно ответил мне, что это невозможно, потому что она находится не дома, но что он может дать мне номер ее теперешнего телефона. Я его записала и ту же набрала. Мне ответил тихий-тихий и удивительно счастливый голос Элен.
- Девочка! – с места в карьер начала я. – Должна тебе сообщить одну не очень-то хорошую новость…
- Ну, так и не надо, раз она нехорошая! Я так счастлива, так счастлива, ты даже не представляешь! Прости, нет, вот ты-то как раз и можешь это себе представить! Именно ты!
Что она там мелет, господи? Уж я-то никогда никого не убивала и не радовалась ничьей смерти! Нет, верно, мне ее никогда не понять!
- Элен, ты все-таки послушай! Вчера он взорвался! В самолете! То есть – взорвался самолет, и все погибли! И он!
- Да кто погиб-то? – спокойно спросила она.
- Как – кто? Георгий Владимирович!
- Вот как…
Элен молчала – видимо, обдумывала мое сообщение. Было ли оно для нее новостью? Естественно, я не могла ее видеть, у нас не было видеотелефонов, но почему-то мне казалось, что из глаз ее бегут слезы… А потом она тихо сказала:
- Жалко… А я думала – ты звонишь, чтобы меня поздравить…
- Окстись! Ну разве с этим поздравляют!
- Постой-постой… Уж не думаешь ли ты, что это – моя работа? А? Ну-ка, признавайся!
Я не знала, что и сказать. Конечно, в первые минуты после трагического сообщения у меня мелькнула такая мысль, но я ее отогнала – ведь в самолете были и другие люди… И все же мне мерещилась какая-то причастность Элен к этому делу. Незримая, что ли. И она это ясно почувствовала.
- Эх, ты! Сыщик-прыщик! А знаешь ли, какое у меня колоссальное алиби? Самое-самое неопровержимое? И самое замечательное на свете? А?
Я не знала, но чувствовала, что ее восторженный голос вот-вот начнет выдавать стихи, а то и целую поэму!
- Это случилось вчера, да? – уточнила она.
- Да…
- И во сколько? В какое время?
- Около часа дня…
- Так вот, моя недоверчивая и во всем сомневающаяся Наталья… Моя, в общем-то, не буду забывать, спасительница… Сядь на стул, чтобы не упасть! Села? И хорошо, потому что сейчас я скажу, что делала в это время! Чем занималась! И это зафиксировано в документах, заметь! И ты ахнешь и будешь визжать! И позвонишь своей Валентине! И она тоже ахнет и, быть может, позвонит мне, и так – по кругу!
- А ты не можешь все-таки ближе к делу, а?
- Могу. Так вот, когда у вас в воздухе взрывался самолет с этим… огрызком подлости на борту, а также и с вполне нормальными людьми, я – ро-жа-ла! В тринадцать часов пять минут по московскому времени я! родила! сына! Теперь тебе понятно? А сейчас из-за тебя я его разбудила! Потому что вынуждена была кричать и доказывать тебе, что я не верблюд! Вот, слышишь? Это он. Наш замечательный Гоша. Жорик. Георгий…
Стыдно сказать, но я бы действительно завизжала, если бы не эта странность – назвать сына именем своего, мягко говоря, недруга… Я услышала довольно звонкий крик и писк одновременно. И растерянно спросила:
- А почему Георгий?
- Ну, может быть, я чувствовала, что он разобьется! Но даже если б он остался жив… Имя – в качестве компенсации за мою месть этому человеку… Это – как прощения попросить… Надо же когда-то…
- Но… к чему такая жертва? Я понимаю, если бы речь шла о родственниках… О предках…
- Так ведь отец – он и есть родственник… И предок…