- Умей ждать.
- А если я проголодалась и хочу есть?
- Три минуты ничего не решат.
Он снова усмехался, продолжая выставлять на стол баночки с соусами, еще одну тарелку, но уже со свежими овощами и травами, и корзиночку с лепешками.
- Мне это порезать? - я указала на помидоры и огурцы, вид которых говорил, что они были собраны с грядки не так давно. – И где тридцатого апреля можно найти такое?
- Это секрет. Резать не надо, так ты не почувствуешь всего вкуса, надо откусывать и есть, - он снова повернулся к шкафчикам и открыл один, доставая из него тяжелый хрустальный графин и два бокала. – Думаю, пять граммов коньяка будут кстати.
- О, подарок от благодарных пациентов? Вот только, я не люблю коньяк.
- Попробуй, - янтарная жидкость огладила стенки бокала. – Это лучший в мире коньяк, потому что его делает мой отец.
- Пахнет вкусно, - я склонилась над напитком. – Чем-то терпким. Твой отец, он любитель? Делает только для себя?
- Он профессионал. У него свой небольшой винный завод, который перешел к нему от моего деда. Дед решил отойти от дел, нет, он присматривает за процессом, как технолог. Но бизнес отдал в руки отца и моего старшего брата, - и, перед тем как сесть, Дамир поставил передо мной тарелку с мясом, которое выглядело так, словно сошло с кулинарного постера. – За нас?
За нас… Коньяк обжёг горло и осел на языке вкусом спелого терпкого винограда. Естественно, я поперхнулась. Не особо люблю крепкие напитки, шампанское мне нравится больше. Но чувствуя, как тепло разливается по венам в буквальном смысле этого слова, я удивленно выгнула бровь. Приятное ощущение. А когда положила в рот кусочек мяса, то застонала от удовольствия.
- Это божественно.
- Рад, что тебе нравится, - я старалась игнорировать пристальный взгляд. Если ему не по душе, с каким аппетитом я ем, то, это его проблемы. Вот только почему, если мне нравилась еда, я должна это скрывать и ковырять вилкой в тарелке? – Так значит, ты работаешь в детском саду?
Это что? Лёгкая светская беседа или стремление узнать меня получше? Я пожала плечами:
- Да, музыкальным руководителем. Знаешь, утренники, праздники, развлечения. Но я не массовик-затейник, нет. Я учу детей любить и понимать хорошую музыку, мечтать, думать. И просто отпускать себя и снимать стресс, танцуя под ритмичные биты, пусть они и положены на незатейливый мотивчик с приставучим текстом. И мне не просто нравится моя работа, я люблю её.
- Это здорово. Стало быть, ты владеешь инструментом? Играешь на пианино?
- Ну, - я тянула гласную, смакуя то, как он сказал, что я владею инструментом. – Да. Читаю с листа.
- Очень круто, моя тётя умеет это. Ты поёшь?
- Совсем немного. Стать профессиональным исполнителем в мои планы никогда не входило, - я продолжала наслаждаться отличным мясом, но этот взгляд зелёно-карих глаз и довольная усмешка не давали покоя. – Что ещё? – я отложила столовые приборы. – Если ты, если тебя смущает, я смущаю… я, пожалуй, пойду.
И я была готова поступить именно так, уже сползла со стула, но Дамир остановил.
- Нет, ничего такого. Наоборот, мне нравится смотреть как ты ешь. У нас в семье принято наслаждаться едой. Просто, - он помедлил, - не могу не спросить, джигит это я, тут и гадать не надо. А вишенка? Ты?
Вишенка? Я сглотнула и потянулась за водой, но, не глядя, опрокинула в себя остатки коньяка одним махом. Кашляя и давясь слезами, пыталась сообразить, когда сболтнула лишнего. То, как быстро Дамир оказался возле меня, протягивая стакан воды и помогая восстановить дыхание, уже не удивляло. Но он ждал ответ, и мне не оставалось ничего иного, как сказать ему правду.
- Вишенка, нет, это не я. Это твоя машина. Я, она такая красивая и… Я прохожу мимо неё каждое утро. Но что ты её хозяин не знала до недавнего времени, вот. А откуда ты?..
- Ты болтаешь во сне, ты знала это? – мужские ладони обхватили моё лицо. Большой палец оглаживал нижнюю губу. – Возможно, на тебя так подействовали обезболивающие. Ты говорила о маленькой вишенке, и о том, что несносный джигит один владеет ею. А я хочу владеть тобой.
Его губы коснулись моих. Легко и невесомо, скорее даже целомудренно, первые пять секунд. И я хотела наслаждаться этим, приоткрыла рот, но тут его язык ворвался внутрь, заявляя свои права и захватывая. Он дразнил, пробовал, сводил с ума. Одна рука Дамира переместилась к моей шее, другая так крепко обхватила задницу, толкая ближе и позволяя ощутить, как твердый член прижался к бедру. Голова кружилась, и не только от выпитого залпом коньяка. Больше от понимания, что это я делала с ним. Я. Никто другой. Точнее никакая другая. И от осознания этого мои внутренности превращались в желе и таяли под горящим взглядом и не менее горячим натиском.