- Ярослав, мы уезжаем. Кого-то подвезти?
- Нет, спасибо, - брат понимающе усмехнулся, косясь на меня, - мы такси возьмём. Ланка, всё в порядке?
- Более чем, - я подняла вверх большой палец. – До завтра.
Ночная тишина оглушала. Белый шум после громких басов клуба кружил голову. Или это происходило от вполне объяснимого предчувствия, что будоражило меня? Слишком быстро мы с Дамиром покинули увеселительное заведение. Значит, ему так не терпелось остаться наедине? Если бы он знал, как этого хотела я.
Пристёгиваясь, сразу развернулась в пол-оборота к водителю и наблюдала, каким серьёзным и сосредоточенным он выглядел. Ноль внимания мне. Лицо, не выражающее эмоций. Никаких. А где же маленькие прелюдии и игры уже здесь, в машине? Не выдержав, я протянула руку и провела ноготком указательного пальца по внутреннему шву джинсов, почти дотрагиваясь до мужских гениталий.
- Ты, ты такой…
- Подожди немного, и ты узнаешь, какой я, - было обидно, что мою игру не поддержали. Вздыхая, я откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Не хотелось показывать досаду и разочарование. - Не вздумай уснуть.
- И в мыслях не было, - я хмыкнула, - пока не узнаю, какой ты.
ГЛАВА 19 (продолжение)
Молчаливое напряжение щекотало нервы. Всю недолгую дорогу до дома в машине и в лифте Дамир молчал. Казалось, что он едва сдерживался. И я представляла себе, как, едва переступив порог квартиры, он, если не накинется с животной страстью сразу, в прихожей, то немедля унесет в спальню. Глупые, дикие фантазии. Но лично на меня мелкие разряды электрического тока, что проносились по телу, действовали лучше любого афродизиака.
Как только за нами захлопнулась входная дверь, Дамир, вставая прямо напротив, взял меня за руки. Его строгий и внимательный взгляд должен был насторожить, но мне было смешно. Алкоголь, как оказалось, вещь весьма опасная, и действительность, что была вокруг, под его действием становилась иллюзорной. Я думала о сексе. Я хотела его, хотела Дамира. Страстно, почти невыносимо, и не понимала, почему он медлит? Что за игра, которая не просто возбуждала, но и взвинчивала?
- Милана, ты помнишь, о чём я тебя просил?
Вкрадчивый, медлительный голос пробирал до мурашек так, что у меня в горле от волнения пересохло. О чём он вообще? И что я должна помнить? Но я кивнула:
- Конечно.
- И? Тогда я не понимаю, в чём дело? Ты играешь со мной?
Дамир спиной шёл в спальню и я, как послушная овечка, шла за ним, полная предвкушения.
Он сел на край кровати, широко разведя ноги, и всё так же внимательно смотрел на меня. Как долго могла продолжаться эта игра в гляделки? Первой сдалась я, сняла через голову блузку, отбрасывая её в сторону, и повела плечами, демонстрируя моему джигиту красивый кружевной лифчик. Он хмыкнул. Медленно пропустил пуговку на поясе моих джинсов через петельку, а потом резко, практически одним движением, спустил их вместе с трусиками по бедрам. Одно моё «ох», и я уже лежала животом на коленях Дамира. Сказать, что текла, как та восковая свеча, не сказать ничего. Во мне всё горело от желания. И сейчас я была готова на всё, буквально. Что бы Дамир ни сделал или не предложил, я бы на всё ответила «да».
Он развернулся так, что моя грудь оказалась прижатой к холодной простыне. Провел ладонью по одной ягодице, потом по другой, так нежно, что я прикусила губу, боясь застонать в голос. Надавил мне на лопатки, вынуждая задрать попу ещё выше. Когда его палец скользнул внутрь, раскрывая набухшие складочки, я была готова кончить. Сотня разноцветных искр заплясала перед глазами в этот момент. Я вытянула руки, закрыла глаза, и замерла.
- Я говорил тебе, чтобы ты не играла со мной, - пустота, потеря и разочарование, вот что я испытала, когда пальцы Дамира покинули моё лоно. До сознания слабо доходил смысл его слов. – Тебе это не понравится.
Что мне не нравилось, так это то, что Дамир медлил. Я хотела его, я ждала, и получила… смачный, жгучий, отдающий болью шлепок по заднице. Это было настолько неожиданно.
- Что, что ты делаешь?
Повернуть голову не удалось. Вывернуться из цепкой хватки тоже. Рука Дамира коснулась места шлепка, заставляя вздрогнуть. Алкоголь выветривался, уступая место страху от тихого, пугающего голоса.