— Я думал, ты спишь, — усмехается Чон и, притянув парня к себе, легонько касается губами его губ.
— Я выспался, а тебе спать не дам, — торжественно объявляет Пак и, сидя на бёдрах Чонгука, стаскивает с себя футболку и отшвыривает на пол.
— Детка, — облизывается Чонгук. — Ты ведь понимаешь, что, обнажаясь, ты одними поцелуями не отделаешься.
— Я на это и рассчитываю, потому что завтра может и не наступить, — уверенно говорит Чимин и поглаживает ладонями обнажённую грудь парня. — А ещё, если нам удастся спастись, то я решился на татуировку.
Чонгук присвистывает.
— Ага, набью себе на запястье кое-что, — продолжает Пак.
— Property of Jungkook?* — приподняв бровь, спрашивает Чон.
— Нет, — смеётся Чимин. — Живём один раз.
— Ну да ладно, — пожимает плечами Чон, приподнимается и, перевернувшись, вжимает Пака в белые простыни, сразу сминает его губы в голодном поцелуе. Он опускается вниз, покрывает поцелуями-укусами горло, ключицы, зависает на секунду, чётко видит на дне чужих зрачков искрящееся и грозящееся в самое ближайшее время перерасти в настоящее пламя желание, довольно усмехается. Чонгук целует скулы, языком по губам скользит, проскальзывает в рот, исследует, целует мокро и долго — Чимин от одного такого поцелуя кончить готов, но у Чонгука другие планы. Он просовывает руки в одолженные Чимину свои же шорты, грубо сминает его ягодицы, разводит половинки.
Весь пыл Чимина моментально куда-то улетучивается, он резко дёргается назад и испуганно смотрит на озадаченного Чонгука.
— Ты никогда не был с парнем? — аккуратно спрашивает Чон и кладёт ладонь на его бедро, будто боится, что тот в любую секунду спрыгнет с постели и убежит.
Чимин мотает головой.
— А с девушкой ты был?
Чимин мотает головой.
У Чонгука внутри буря поднимается. Он в сотый раз говорит себе, Чимину больше не удивляться, привыкать, что с ним каждая минута — что-то новое, что-то и вправду прекрасное. Чимин только что последние блокпосты прошёл, все те оставшиеся границы уничтожил, своим испуганным и одновременно жаждущим до познаний взглядом на лопатки уложил. У Чонгука в голове не укладывается, как можно выглядеть так потрясающе и быть девственником, но в нём собственник просыпается, внутренне торжествует, что он будет первым, что никто этого ангела со внешностью искусителя до него не трогал. Один взгляд на него уже человека в грех окунает, но Чонгук в такой грех головой нырнуть готов — хоть век потом в адском огне гореть — Пак Чимин этого стоит.
— Ты точно хочешь этого со мной? — мягко спрашивает Чонгук и костяшками пальцев проводит по щеке Пака.
Чимин кивает.
— Тогда доверься мне.
Пак выдыхает, расслабляется и опять откидывает голову на подушку. Чонгук вновь целует его в губы, с трудом себя оторваться от них заставляет, спускается к груди, обхватывает губами по одному соски, засасывает, языком играет. Покрывает поцелуями впалый живот и медленно, без резких движений, стаскивает вниз его шорты, Чимин порывается прикрыться, но Чонгук хватает его за руки и, рыкнув, заставляет их убрать. Пак прикрывает лицо ладонями, выгибается, стоит Чонгуку обхватить ладонью его член и чуть ли воздухом не давится, когда Чон совсем не нежно давит большим пальцем на головку. Чонгук широко разводит его ноги — Чимин сгорает от стыда, он лежит абсолютно раскрытый под Чонгуком и даже двинуться не может. Он сам этого хочет, всё последнее время в своих мокрых снах именно Чонгука видит, но маленький трусишка в нём заставляет все внутренности трястись, и Чимин сам себя уговаривает не спрыгнуть с кровати и не сбежать. Он не знает, откуда Чон достаёт смазку, только чувствует, как тот размазывает прохладную жидкость по его проходу, как, не выпуская из рук его член, шепчет «потерпи» и проталкивает внутрь первый палец. Чимин выгибается, шипит от жжения внизу, но Чонгук, придавливая локтем его к постели, толкает палец глубже и, поймав из паковских губ первый стон удовольствия, понимает, что нащупал простату. Он, не меняя угла проникновения, проталкивает и второй палец, и начинает в быстром темпе трахать его ими, одновременно надрачивая. Чимин мечется по постели, скулит и хватается руками за свои волосы, чуть ли с ума не сходит от новых ощущений и такой близости. До сих пор Чимин никому не позволял так к себе прикасаться, взаимная дрочка с одногруппником в колледже не считается. Чонгук будто знает его на ощупь, касается всех тех правильных мест, играет на нём, как на любимом инструменте, и Чимин, запихав в рот кончик подушки, с полузадушенным хрипом кончает себе на живот. Чонгук ещё пару раз проводит по его члену, а потом, легонько поцеловав его в губы, встаёт за салфетками. Чимин дышит через раз, вытирает капельки пота на лбу и всё пытается отойти от оргазма. Чон возвращается с коробкой салфеток, вытирает его живот, подтягивает парня под себя и заговорщически подмигивает:
— Хочешь ещё?
— Угу, — кивает Пак. — Только тебя.
— Ты сам напросился, — ухмыляется Чонгук и резко разворачивает его на живот. Шлепает по ягодице, наслаждается красным отпечатком своей ладони и повторяет, вот только Чонгуку долго играться не хочется. Не сейчас. Он и так еле терпит, Чимин под ним такой доступный, взмокший и призывающий. Собственный член грозится уже боксеры разорвать, хочется ощутить Чимина ближе, хочется стать с ним единым целым, прочувствовать его узость и жар. Каждый участок кожи, которой касался Чимин — горит, будто кипятком ошпаренный. Так никогда не было раньше — настолько сильно, как сейчас, этого мальчика-солнце — он никого не хотел. Чонгук впервые своё желание с трудом контролирует, оно только разрастается, чуть ли с болью не граничит. Кажется, Чонгук фразу «умереть у его ног» теперь и понимает. Потому что если вот так вот, лежа с ним в одной постели, обнимая его и любуясь, то тут никакая смерть не страшна, тут вообще хоть один против сотни выходи — всё равно вернёшься, лишь бы его улыбку ещё раз увидеть. Чонгук влюблён, одержим, болен — он уверен, человечество правильное слово ещё не придумало, потому что он чувствует к Чимину всё и одновременно, и это, что бы это ни было, сильнее его, сильнее даже смерти.
Он оставляет поцелуй на взмокшей спине Чимина и давит на поясницу, заставляя выпятить попку. Стаскивает с себя боксеры, разводит аппетитные половинки и снова обильно смазывает смазкой, а потом повторяет то же самое со своим членом и пристраивается. Чимин выгибается до хруста в пояснице, сам пытается насадится, удивляется, что кончил всего пару минут назад, а одно шумное дыханье Чонгука в его шею, и у Пака снова стоит. Чонгук проталкивается медленно, аккуратно, старается не порвать, не сделать больно. Чимин жмурится, потому что несмотря на то, что его растянули — всё равно больно, потому что член у Чонгука здоровый — Чимину кажется, он сейчас по швам разойдётся, но принять его не сможет. Чонгук замирает на половине, целует его в лопатки, заносит под него руку и обхватывает его член, пытается отвлечь, но Чимин всё равно поскуливает и вперёд поддаётся, всё с члена соскочить пытается. Чонгук не отпускает, обещает, что боль пройдёт, и резко дёргает на себя, до упора толкается, вырвав стон боли. Чон ложится сверху, не двигается, позволяет ему привыкнуть. Чимин сам задницей двигает, к размеру привыкает, а потом шепчет, что «можно». Чонгук начинает толкаться, ищет правильный угол и, найдя его, переходит на глубокие и размашистые толчки. Чимин опирается на локти, сильнее выпячивает задницу. Чон обхватывает его за бёдра и с наслаждением следит за тем, как легко его член проникает в уже растраханную дырочку. Чимин комкает в руках простыни, постанывает, требует больше, глубже, резче, и Чонгук обо всей осторожности забывает — сопротивляться мольбам «трахнуть глубже» никаких сил не хватит. Он трахает его так, что огромная кровать ходуном ходит, зато Чимин доволен, он уже на крики срывается и нарочно Чонгука в себе зажимает, недовольный рык позади слушает. Чонгук переворачивает его лицом к себе, закидывает ноги на свои плечи и, придерживая за лодыжку, продолжает трахать и любоваться открывшейся перед ним картиной. У Чимина взмокшая чёлка, распухшие губы и блестящее от пота тело. Чонгука от этой картины кроет, он нагибается, впивается в эти сочные губы, ворует его стоны, топит крики, ловит розовый язычок и, не переставая двигаться, посасывает. Чимин за сладкие мучения всю его спину ноготками исполосовывает, в сильные плечи цепляется, чуть ли кожу на лоскутки не рвёт. Но Чонгук не чувствует боли, он ничего кроме кипящей внутри жажды не чувствует и утоляет свой голод, остервенело втрахивая Пака в кровать.