— Конечно, ими движет, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Алчность, зависть, желание, страсть. Самые обычные человеческие чувства. Кто-то поддаётся им, кто-то борется. Одни находят силы заглушить низменные порывы, другие подчиняются им. Вот так и появляются такие, как Данило.
Его взгляд стал более пристальным.
— Но даже он не был главным виновником. Разве мог зелёный юнец придумать ритуал принудительной жертвы? — Ярило усмехнулся. — Ему рассказали. Вероятно, кто-то из его близких, кому он доверял. А этим людям, в свою очередь, рассказал кто-то другой, соблазнённый иллюзией власти. Люди любят играть в богов, стремятся вершить судьбы, не понимая, что творят.
Руки Томиры невольно сжались в кулаки. Перед глазами вновь возник образ Данило, его испуганный взгляд, последние мгновения его жизни. Сердце забилось быстрее.
— Ты хочешь сказать, что Данило был пешкой? — прошептала она.
— В определённой степени, да, — кивнул Ярило. — Ты разорвала цепь в одном месте, но корень зла остался. Убийство даёт ощущение власти над жизнью — самым важным, что есть. Это чувство развращает. Есть те, кого оно пугает, но есть и те, кто хочет испытать его снова и снова.
— Тогда я уничтожу корень, — сказала Томира, её голос звучал твёрдо.
Ярило наклонил голову, будто раздумывая.
— Это похвально. Но подумай, готова ли ты заплатить за это цену? Каждый шаг по пути мести делает тебя всё дальше от того, кем ты была.
Её глаза сверкнули.
— Я уже не та, кем была. Всё, что связывало меня с той жизнью, умерло. Умерло на алтаре вместе с Богданом.
На мгновение боль нахлынула вновь. В мыслях вспыхнуло воспоминание: тело Богдана всё ещё лежит в храме, а его родители даже не знают, что он мёртв.
Ярило кивнул, лицо его оставалось бесстрастным.
— Хорошо. Тогда иди, Томира. Иди, если твоя решимость крепка. Но помни, путь, который ты выбрала, изменит тебя навсегда.
Её взгляд снова устремился в костёр. В пляшущих языках огня отражались её боль, гнев и нечто новое, чего она пока не могла понять. Лес вокруг начал оживать: листья тихо шептали друг другу, где-то затрещала ветка, и вдалеке раздался первый рассветный щебет птиц. Томира ощутила, как всё это стало частью её самой — шёпот, треск, биение жизни в каждом звуке.
***
Утренний свет едва пробивался сквозь плотные кроны деревьев, когда в дом Данило ворвался его отец. За ним следовали старейшины и ещё несколько мужчин из деревни. Их лица были мрачны, взгляды тревожны. Он знал, что с сыном что-то неладно: дверь была распахнута настежь, внутри дома царил беспорядок, словно кто-то искал спасения, но так и не нашёл.
Тело Данило лежало на полу, его глаза были открыты, но в них уже не было жизни. Лицо застыло в выражении ужаса. На его груди темнело пятно от раны, а вокруг него — странные рунические знаки, вырезанные с изощрённой точностью. Они светились тусклым, зловещим светом, словно запечатлевая мгновение его последнего страха.
— Даничка… — хрипло выдохнул отец, споткнувшись о собственные ноги. Он упал на колени рядом с телом сына, хватая его за холодные руки. — Это… как же это?
Старейшины переглянулись. Один из них осторожно подошёл ближе, осматривая знаки.
— Это не простая смерть, — произнёс он глухо. — Здесь замешаны силы, которые нам неподвластны.
— Нет, — отец Данило вскинулся, его лицо исказилось от гнева. — Какие такие силы? Кто посмел? — Его плечи содрогались, но не от слёз — от гнева и горечи.
— Невозможно, — прошептал один из старейшин, изучая знаки, вырезанные на теле. — Мара?
Другой старик перекрестился, но молчал. Атмосфера в комнате была натянутой, словно невидимая сила душила каждого из присутствующих.
— Ты видишь, что здесь произошло? — резко обернулся староста к старейшине, который рассматривал тело. — Кто мог осмелиться на такое? Кто призвал её?
— Это не случайность, — ответил старейшина. Его голос дрожал, но он пытался говорить уверенно. — Эти знаки — проклятие. Его душа была забрана.
— Кем? — выдохнул отец Данило, не скрывая своей ярости. — Кто мог сделать это с моим сыном?
Старейшина бросил взгляд на остальных, словно ища поддержки. Его голос стал тише, почти шёпотом:
— Мы знаем, что это значит. Мара… её нельзя было тревожить. А теперь она здесь.
— Но почему она забрала Данило? — спросил другой мужчина. — Ведь он был избран для подношения.
— Избран? — яростно выкрикнул отец. — Вы смеете говорить это сейчас? Это ведь мы… мы учили их! Учили, как совершать эти ритуалы. Как приносить жертвы, как... — его голос сорвался. — А теперь мой ребенок мертв, потому что кто-то призвал потустороннюю тварь! — закричал обезумевший от горя мужчина. Это же его светлый мальчик, которому он прочил такое большое будущее.