Тишина в комнате стала оглушающей. Никто не осмелился возразить старосте.
— Мы сами накликали её, — наконец прошептал один из старейшин. — Мара пришла за нами.
— И она не уйдёт, — добавил другой, мрачно покачав головой. — Пока её гнев не будет утолён.
Староста стиснул зубы, его лицо исказилось от смеси боли и страха.
— Если это так… — начал он, затем остановился, словно обдумывая свои слова. — Мы должны найти того, кто её призвал. Того, кто привёл её сюда. И избавиться от этого исчадия, которые накликало беду нанашу общину.
Но никто в комнате не осмелился сказать то, что витало в воздухе: Мара не нуждается в призывах. Она приходит, когда наступает время расплаты.
Часть 12
Разговор с Ярило оставил странный осадок. Слова бога всё ещё эхом отдавались в её голове, словно далёкий гром. Уставшая, но всё ещё напряжённая, Томира поднялась, чувствуя, как первые лучи солнца касаются её кожи, напоминая, что ночь позади.
— Ты заслужила отдых, — спокойно произнёс Ярило, не поднимая головы. — Да и нужно переварить всё, что произошло за последние дни. Пойдём.
Он поднялся и направился к башне, шаги его были неспешными, словно время принадлежало только ему. Томира неуверенно последовала за ним. Эмоции понемногу угасали, и усталость давала о себе знать. Заживающие раны начинали зудеть, а утренний туман обволакивал тело, проникая холодом до самых костей.
Тяжёлые створки башни, словно обитые золотом, открылись перед девушкой почти беззвучно. Томира уже видела их прежде, но только сейчас осознала, что этот загадочный дом станет её пристанищем.
"Какой окажется моя суть? Кем я стану? А что, если страшной, как кикимора из тёткиных сказок? Да, наверное, это уже не важно," — подумала она, идя за богом.
Пройдя через холл и поднявшись по узким каменным ступеням, Ярило провёл её в короткий коридор с высоким стрелочным окном, в которое проникали солнечные лучи, обещая ясный день. У массивной двери, окованной металлом, он остановился.
— Живёшь здесь, пока не примешь свою суть, — сказал он.
— А потом? — Томира обхватила себя за плечи, зябко поёживаясь. Ей впервые стало не по себе перед этим мужчиной. Она попыталась натянуть рваный подол платья, но тут же подумала: "Чего он там не видел?"
— Потом видно будет, — ответил загадочно. — Не прощаюсь, — криво улыбнулся уголком губ бог и ушел.
Томира осторожно коснулась двери, и она мягко поддалась. Комната оказалась небольшой, но уютной. Напротив располагалась узкая кровать, застеленная покрывалом, напоминающим мох. У стены висело старое зеркало с паутинкой трещин в углу. На небольшом столе стояли кувшин с водой и корзина с фруктами и хлебом. Пол был устлан мягкой травой, источавшей свежий лесной аромат.
Присев на корточки, девушка провела рукой по траве и поняла, что это не ковёр, а живая растительность. Она росла так густо и ровно, что не оставляла пробелов.
Комната казалась живой. Стены, казалось, дышали в такт её движениям. Легкий ветерок проникал через узкое окно, принося запах росы и утренние звуки леса. Томира ощутила странное спокойствие, будто место принимало её, не требуя ничего взамен.
На стуле у стола она заметила свёрток. Развернув его, Тома обнаружила платье из сине-серой ткани, которая переливалась в руках, словно вода. На ощупь оно было прохладным, текучим и лёгким. Она задумалась: "Не надевать же его на грязное тело."
В памяти всплыли недавние события. Томира вспомнила, как грязной и униженной она чувствовала себя на алтаре. Но теперь эти ощущения словно исчезли. Даже кровь Данило на ладонях больше не вызывала отвращения. Всё казалось странно далёким. Воспоминания о родителях, о сестре, о прежней жизни больше не причиняли ей боли. Но на задворках еще теплилось желание о встрече. Они пока не были просто воспоминаниями, но ощущались чувства к ним, как через мутное стекло.
Тело требовало движения, несмотря на усталость. Словно таким образом она сможет упорядочить свои мысли.
Девушка подошла к окну, скользнув рукой по стене, из щелей которой пробивался мох. Ветерок обвевал её лицо, а свет от солнца играл, отражаясь в зеркале. Всё вокруг словно жило своей жизнью, одновременно принимая её в свою общую мелодию.
"Новый мир, новый дом, новая жизнь," — подумала она, чувствуя, как лес за окном пробуждается.
Её дыхание слилось с мелодией шорохов трав, щебета птиц и треска веток. Она была частью этой симфонии, её частью стало всё: и ветер, и свет, и звук. Это одновременно пугало и манило.