- Хабен зи ин иррэ хауз фашистис солдатен? - коверкая немецкие слова, спросил австрийца Павленко, что значило: «Имеются ли в этом доме фашистские солдаты?»
- Наци? Найн, найн, - ответил инвалид и выше поднял плошку. Свободной рукой указал на ступеньки и произнес тихо: - Битте, битте. - Пожалуйста.
- Данке, - поблагодарил капитан и вместе с Яцыной в сопровождении австрийца пошел на второй этаж.
В одной из комнат за столом и на тахте собралось человек пятнадцать - в основном пожилые мужчины. Возле стола суетилась женщина с глубокими морщинами на смуглом лице. В дальнем углу сидел чем-то перепуганный подросток лет пятнадцати. При появлении ночных гостей все встали.
Петр вежливо поздоровался с каждым за руку, спросил, говорит ли кто по-русски.
Через несколько минут в сопровождении мальчика в комнату вошел мужчина лет пятидесяти. Он носил [238] длинные волосы, бороду и усы. Лицо его имело правильные и тонкие черты, какие, пожалуй, можно встретить только у святых, изображенных на иконах.
- Товарищ капитан! - шепнул на ухо Яцына. - Мальчик привел какого-то монаха. Ей-ей, поп пришел.
- Сейчас все узнаем. А пока я буду здесь разговаривать, вы, сержант, организуйте дежурство на машине и поочередный отдых для экипажа.
Яцына вышел из комнаты, так и не узнав, кем был длинноволосый австриец. Тот поздоровался со всеми и сел напротив капитана.
- Где вы научились говорить по-русски? - поинтересовался Павленко.
- Я есть коммерсант, а коммерсант немножко знает многие языки.
- Давно вы живете в Вене?
- Я живу в провинции, в городе Винер-Нойштадт. В Вену приехал в конце марта по своим коммерческим делам. В это время русские заняли мой город, и я вынужден пока жить здесь, у своих знакомых. Обратно возвращаться боязно.
- Вы знаете всех, кто находится в этой комнате?
- Да, знаю.
- Кто эти люди?
- Это старые рабочие кондитерской фабрики, мелкие клерки и ремесленники.
- А чем занимается подросток? - При этом Петр положил руку на плечо мальчику, посмотрел ему в глаза и дружески улыбнулся.
- О, это будущий кондитер. Сейчас он ученик пекаря.
Мальчик догадался, что речь идет о нем, и назвал свое имя - Теодор.
- А меня называйте просто: товарищ капитан, - улыбнулся Павленко.
- О-о! Герр капитан, - послышались голоса сидевших в комнате.
- Скажите, пожалуйста, - спросил мальчик уже более смело, - это правда, что говорили нам наци: когда русские войдут в Вену, то они будут нас расстреливать и вешать?
- Нет, неправда. Мы, советские люди, пришли в вашу страну, чтобы освободить вас от фашистского рабства. Советские люди любят и уважают трудовой австрийский народ, трудящихся всех стран. [239]
Коммерсант усердно переводил.
В комнате зашумели, заговорили в полный голос, заулыбались.
Рядом со столом на маленькой тахте расположился пожилой австриец, похожий на конторского служащего. Поборов смущение, старичок задавал вопрос за вопросом.
- Вы сказали, что ваши солдаты не тронут мирное население Вены. Где гарантия тому?
- А разве вы не читали советских листовок? - немало удивился Петр.
- Листовки-то читали, но насчет гарантии…
Старика перебила женщина. Она стала быстро что-то ему говорить. Тот молча слушал. Павленко вспомнил, что в его планшете лежала фронтовая газета, в которой напечатано обращение маршала Толбухина к войскам. 3-го Украинского фронта.
- Вот послушайте, с какими словами обратился маршал Толбухин к войскам, которые сегодня освободили от гитлеровцев ваш город Вену: «Не обижайте мирное австрийское население, уважайте его бытовой уклад, семью, личную собственность. Пусть ваше поведение вызывает повсюду уважение к Красной Армии - освободительнице и к нашей могучей Отчизне.
…Граждане Вены! Помогайте Красной Армии в освобождении столицы Австрии - Вены, вкладывайте свою долю в дело освобождения Австрии от немецко-фашистского ига»{29}.
- О, это гуманный документ! - воскликнул переводчик.
- Ну как, достаточно вам гарантий? - спросил капитан пожилого австрийца.
Старик спокойно протирал стекла пенсне и молчал. Видимо, ответ пришелся ему по душе.
Небольшую паузу нарушила женщина. Она сняла белый фартук и через переводчика спросила:
- Помогут ли русские жителям Вены в снабжении продовольствием? - Несколько замявшись, добавила: - А то наци объели нас. В городе начался голод.
- Конечно, помогут, - ответил капитан. - И не только продовольствием, но и всем необходимым для восстановления нормальной жизни. [240]
- Как же так: Вену разрушили самолеты наци, а восстанавливать будут русские?
Женщина недоуменным взглядом окинула всех и тихо опустилась на тахту. Все молчали. Капитан тоже молчал, считая, что австрийская женщина сама же ответила на свой вопрос.
- Извините за беспокойство. Спасибо за хороший прием. До следующей встречи! - С этими словами Петр направился к выходу.
Но венцы задержали его. Им хотелось узнать от советского капитана многое.
Беседа длилась долго. Австрийцы не спеша расходились по своим квартирам. Лица у всех были довольные, улыбчивые…
Как только окна домов покрылись нежной голубизной предутреннего рассвета, Павленко поднял свой экипаж и приказал приготовить горячий завтрак. Сам же отправился осматривать двор, улицу и набережную Дунайского канала.
Во дворе виднелось несколько двух-трехэтажных домиков, расположенных буквой «П». Возле каждого росли огромные деревья, были разбиты цветочные клумбы. Несмотря на ранний час, люди в домиках уже не спали. Из окон и дверей то и дело высовывалась детвора и пугливо поглядывала на незнакомую машину с двумя торчащими в разные стороны стволами ручных пулеметов.
Осторожно открыв калитку, Петр вышел на улицу. Кругом стояла тишь. «Можно ехать», - решил он и поспешил в дом. Завтрак уже приготовлен. За столом сидел и австрийский рабочий-инвалид. Он оживленно о чем-то беседовал с сержантами.
- Садитесь, товарищ капитан, вот здесь, - пододвинулся Яцына.
- Хорошо, я рядом с вами, геноссе арбайтер, - улыбнулся Петр старику.
Завтрак прошел быстро. На прощание крепко пожали руку австрийскому рабочему. К машине вышли все вместе. Капитан сразу увидел на капоте и на сиденьях много цветов.
- Кто это? Зачем? - подивился он и строго посмотрел на сержантов.
Те вопросительно глядели друг на друга, не зная, что сказать. [241]
- Это не мы, - за всех ответил Яцына.
- А кто же, кроме вас, мог подходить к машине?
Ответа не было. Петр понял, что товарищи здесь ни при чем.
- По местам! Заводи мотор! - последовала команда.
Машина выехала на улицу. Австриец-инвалид долго махал им вслед, глядя из открытого окна первого этажа. Красив весной путь, которым едешь из Вены на юг. По обеим сторонам шоссе массив домов, особняков. Кругом деревья, цветы. А если посмотреть на запад, то вдали, на горизонте, увидишь отроги Альп. Горы покрыты лесом и виноградником.
- А хорошо здесь, - не удержался Петр, - залюбуешься!
- Это верно, хорошо, но у нас в Донбассе лучше, - сказал Яцына.
Все враз заговорили о родных местах.
Вдруг «виллис» резко заскрипел тормозами и остановился.
- Что вам надо? - почти закричал водитель, глядя на стоявшего у обочины толстяка в клетчатом костюме.
- Мнэ, геноссе, официр надо, - коверкая русские и немецкие слова, ответил мужчина.
- Зачем офицер? - спросил Павленко.
- Ой, ой, ой! - взялся за голову австриец. - Там руски дэвочки. Прошу иди туда…
«Видимо, что-то произошло с нашими девушками-регулировщицами, которых мы только что видели на дороге, недалеко от этого места», - предположил Петр.
- Австриец просит зайти в дом, - сказал Якименко.
- Яцына и Якименко, узнайте, что там случилось, и доложите.
Сержанты, взяв автоматы на изготовку, побежали в дом, на который указал толстяк. Он сам засеменил следом. Машина свернула на обочину.
Минут через пять от дома к машине уже шел сержант Яцына и, все время махая рукой, звал к себе.
- Подъезжай, там что-то творится, - сказал Павленко шоферу.