любите, творите и процветайте!
приятного чтения)
— А что будет с остальными? — отрешённо поинтересовалась Рейн, проводя ладонью по лицу. Она коснулась колкой щетины, переводя взгляд на опущенные веки мужчины. Затем девушка обернулась к еретику за своей спиной.
— Они остались живы. Почему? Я думала, что если глава клана умирает, то все его члены соответственно тоже.
— Это не совсем так, — покачал головой Годфри. — Так было раньше, когда существовал клан «Близнецов», их сила была в общей связи, а в новом ковене, который создал… — он запнулся. Последнюю неделю при каждом случайном упоминании Малакая Рейн приходила едва ли не в истерику. Еретик откашлялся и продолжил, отметив, что выражение лица девушки никак не изменилось, однако руки сжались и мелко затряслись так, что не будь он вампиром, вряд ли бы заметил:
— Всё было иначе. Источником их силы были они сами. И связывал их обряд, который придумал…
— Я поняла! — громче, чем того хотела, воскликнула Рейн, сжимая губы.
Реакция Романа заставила его недовольно сощурить веки.
— Никто не будет пытаться их удержать вместе, если они сами того не хотят.
— Я сваливаю, — внезапно послышался резкий голос Рейес. Она громко заявила о себе, войдя в комнату.
— Кто бы сомневался, — ехидно протянул Годфри, сложив руки на груди.
— Мы решили дать своеобразный обет. В память Паркеру, — уж кто-кто, а Эрика не боялась упоминать еретика при Рейн, сколько бы боли той не приносило это. Она считала, что та должна привыкать к правде. Способ грубый, но Рейес была в нём уверена.
— О чем ты? — нахмурилась брюнетка, отходя от гроба, в котором лежал мужчина.
— Мы все разъедемся, но как только кто-то из нас будет нуждаться в помощи, то остальные в обязательном порядке обязаны помочь друг другу, где бы они ни были.
— Мило, — фыркнул Роман. — Так что, мы начинаем? — поинтересовался у брюнетки еретик.
Она не стала поднимать на него красные глаза. Только кивнула, тихо ответив:
— Начинаем.
[…]
Толпа шла медленно по мере того как сгущались тучи над одиноким, давно забытым кладбищем, во многих местах обросшем плющом. Он обвивал странные статуи и невысокие могилки.
Впереди несколько еретиков несли гроб, взгромоздив каждый на своё плечо. Целью был склеп, в котором Паркер смог оживить Рейн. Она не хотела хранить тело в нём, дожидаться пока оно станет иссыхать или гнить.
Зная свою слабость, девушка осознавала риски. Она не хотела, чтобы однажды в ней родилась надежда на то, что она вернёт его к жизни. Потому что, выйдет это или нет, последнее, чего она хотела — вновь жить в поисках и ожиданиях. Поступить так было правильно — покончить со всем раз и навсегда. И пока её не покинул здравый смысл, вызванный, как ни странно, шоком, Рейн решилась на крайние меры.
Годфри предложил кремацию после долгих скитаний девушки в её комнате. И та, к удивлению, согласилась, хотя он был уверен, что та будет возражать, возмущенная таким предложением.
Рейн и Роман шли между гробом и остальными еретиками позади.
Было холодно и ветрено, чего не предусмотрела девушка, а будучи человеком, риск заболеть всё ещё присутствует. Но её это ни сколько не волнует, когда ледяной ветер сковывает голые ноги и давит на ослабшее тело.
— Вот, держи, — тихо произнёс Годфри, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он стянул с себя черный пиджак и накинул на её плечи. Девушка была в такого же цвета платье с рукавами, но шифоновая ткань совсем не грела.
Рейн кивнула в знак благодарности.
— Мне так больно, — ровно сказала она, смотря перед собой, а затем перевела пустой взор на еретика рядом.
— Извини, — тем же тоном ответил Роман. — Я не понимаю тебя, — равнодушно добавил.
Он не понимает, какого ей.
В этот момент Рейн разрывается — сожалеет она ему или завидует.
— Мы почти пришли, — говорит Рейес, возникшая рядом, а затем устремляется дальше вперёд.
[…]
Она не хотела отбирать его тело. Не пожелала поджечь. Поэтому вместо неё это сделали еретики. Одним простым заклинанием, образовав круг, они подожгли главу ковена.
Яркое пламя охватило серое лицо с такими прекрасными чертами лица. На секунду Рейн захотелось лечь к Каю и уснуть рядом с ним навсегда, но Годфри, словно прочитав её мысли, вдруг резко схватил девушку за запястье до боли сжимая, хотя она ещё даже не двинулась с места.
С родным телом горело всё блеклое существование.
Отныне человеческая жизнь — порок, наказание за предательство, которое она понесёт ровно столько, сколько ей позволят прожить на земле. А затем она уйдет к нему в Ад. И вот там уже никто не будет в силах отнять их друг у друга, даже они сами.
Сейчас Рейн больше всего на свете надеялась на то, что Ад существует, ведь только так, пускай даже спустя пятьдесят лет, они будут вместе.
***
С тех пор как Кая не стало, Рейн ушла в себя, что было вполне ожидаемо. Это понесло определенные последствия: стресс, недосып, головокружение из-за нерационального питания, она мало с кем говорила, обмениваясь лишь короткими репликами, и много всего другого.
Еретики все ещё не покинули территории рядом с домом и частенько захаживали в него, в том числе и Рейес. Она пыталась поддержать девушку, насколько это было возможно в силу её характера. У клана ещё были свои дела, но они решили, что как только покончат с ними — уберутся подальше.
Так в один день, когда блондинка, протеже своего создателя, навестила Рейн, чтобы оповестить о планах еретиков, она поинтересовалась:
— А что будешь делать дальше ты?
Тогда она принесла ей немного еды — лапшу и какой-то салат с морепродуктами, которые девушка на дух не переносила.
Вопрос обескуражил Рейн. У неё не было совершенно никакого плана. Она всё ещё не могла отойти от боли утраты. Да, истерики и слёзы прекратились, но нервозность осталась, а со временем стала превращаться в равнодушие. Не здоровое, которое появляется, когда ты свыкаешься с мыслью о смерти, а нездоровое — когда ты просто забываешь, что такое улыбка и смех.
Словом, да, планов не было. В её голове не появлялось ни одной мысли о будущем.
Годфри также захаживал достаточно часто, хотя первое время она оставалась у него под его чутким наблюдением. Но как-то девушка сочла хорошей мыслью посреди ночью сбежать в дом, в котором жила раньше. Наутро Роман нашёл её в постели на втором этаже. Дом не отапливался, так что она свернулась калачиком посреди холодного матраца, одетая всего лишь в тонкую пижаму, вязаный кардиган и старые кеды, а одно из окон было открыто, поэтому гулял ветер. Удивительно, что после того девушка отдалась только насморком, а не воспалением лёгких. В тот же день Годфри врубил отопление, а Рейн так и осталась там.
С каждой неделей он приходил реже — у него стали появляться свои дела. Но она не то чтобы особо придала этому значение.
На второй месяц своих скитаний девушка впервые обратила внимание на своё здоровье. Отсутствие критических дней не напугало её, лишь подтолкнуло к тому, чтобы записаться к врачу. Наверняка при таком режиме произошёл некий гормональный сбой.
Но доктор, проведя осмотр, пришла к выводу, что нужно отправить Рейн на ещё одну процедуру — УЗИ. Той это, конечно же, показалось забавным, но она не могла показать этого женщине, поэтому в назначенный день пришла.
И то, что она увидела повергло её в шок.
Маленький эмбрион. Размером с фасолину.
С того момента голова Рейн впервые была занята чем-то, кроме мыслей о Паркере.
Ребенок.
И было огромной ошибкой покидать город так нелепо распрощавшись с Годфри.
«Я ценю всё, что ты сделал для меня, пускай ты и не руководствовался добрыми намерениями. Спасибо, Роман», — аккуратный свёрток бумаги лежал на его рабочем столе рядом с небольшим фотоснимком.