Вглядевшись в лицо, напоминавшее отныне черное стекло, Данте узнал Риго из Колы, одного из торговцев шерстью, живших на постоялом дворе «У ангела».
Значит, дьявол посетил свое кольцо…
Сбежавшиеся на крик своего товарища стражники, кажется, думали так же. Они стали креститься, явно стараясь уберечь себя от нечистой силы, а не из уважения к усопшему.
Рядом с трупом лежали кусочки стекла с темным налетом. Данте потрогал его кончиками пальцев.
— Это масло для лампы, — сказал он подошедшему начальнику стражи.
— Все ясно! — воскликнул капитан, в свою очередь понюхав осколок. — Он зажег масло, чтобы поджечь это сооружение, но не рассчитал. Что-то произошло, и он сгорел вместе с сожженным им же строением. Как говорится — не рой другому яму!
Данте склонился над лицом покойника и стал вглядываться в его заострившиеся черты, в которых словно читалось удивление, запечатлевшееся в последний момент жизни там, где раньше были вытекшие от жара глаза. Потом поэт перевернул труп лицом вниз.
— Да все было так, как я вам говорю! — закричал начальник стражи так громко, чтобы его слышали стражники.
Поэт же тем временем указал ему пальцем на спину Риго из Колы примерно в том месте, где находилось сердце. Там на обуглившейся кожаной одежде красовались два параллельных глубоких разреза. Данте достал из внутреннего кармана кинжал и вставил его лезвие в один из разрезов. Лезвие вошло легко, не встречая сопротивления кожи и мяса.
Молча Данте ткнул лезвием и во вторую рану. С тем же результатом.
Потом поэт усмехнулся и повернулся к начальнику стражи:
— Выходит, потом ваш поджигатель устыдился содеянного и заколол себя самого двумя ударами кинжала в спину?
Начальник стражи не проронил ни слова.
— А вы больше ничего не заметили? — безжалостно продолжал Данте, показав на лежавшие рядом с убитым остатки почти полностью сгоревших больших листов пергамента.
— Что это такое? — поморщился начальник стражи. — Опять книга?
— Вряд ли, — покачал головой Данте. — Листы слишком большие для книги. И никаких следов переплета. Скорее всего, это были какие-то чертежи, — продолжал он, взяв в руки крошащийся пергаментный лист.
Внезапно поэт вспомнил большую пустую сумку в комнате Бигарелли. Его сумка пахла чернилами.
— Четвертый человек… Значит, это он всех убил… А кто же прикончил его самого? — пробормотал растерявшийся начальник стражи. Казалось, он ждет, чтобы Данте разгадал для него эту головоломную загадку, но поэт молчал, задумчиво потирая подбородок рукой.
Солнце клонилось к закату. Вскоре стемнеет. Здесь больше нечего делать…
Убедившись в том, что карманы покойника пусты, Данте приказал закопать его под пинией в стороне от пожарища.
Никто не прочитал заупокойной молитвы над обугленным трупом…
а полпути домой Данте услышал стук конских копыт. Не успел он приказать сопровождавшим его стражникам остановиться, как из перелеска вылетела группа всадников в охотничьих одеждах с луками в руках и колчанами за спиной. Увидев Данте и стражников, всадники тоже натянули удила. Поэт никогда раньше не видел ни одного из них, кроме самого молодого, который к тому же, кажется, был предводителем.
— Добрый вечер, мессир Алигьери! — воскликнул Франческино Колонна, театральным жестом сорвав с головы шапку. — Эй вы, приветствуйте флорентийского приора! — крикнул он своим спутникам.
Все трое отвесили неглубокие поклоны и что-то пробормотали.
— А что вы здесь делаете, Колонна? Это ведь не дорога в Рим.
— Мой родной город надежно стоит на своих холмах уже две тысячи лет. Постоит и еще немного без меня. Чего мне торопиться? Ведь и у вас предостаточно дичи! — воскликнул юноша и вытащил из чересседельной сумки окровавленного кролика.
— Не велика добыча для четырех молодцов, — заметил Данте, кивнув на державшихся поодаль спутников Франческино. — А это ваши друзья?
— Веселые попутчики. Они тоже направляются в Рим на юбилей. Я познакомился с ними по дороге из Болоньи. Прежде чем пуститься в дальнейший путь, мы решили развлечься конной охотой.
— А вы знаете, где находитесь?
— Кажется, где-то к северу от новых стен. Мы мчались не разбирая дороги. А что, здесь заповедные земли?
Данте покачал головой.
— В таком случае счастливо оставаться, мессир Алигьери! Увидимся, когда Богу будет угодно! — воскликнул юноша и пришпорил коня.