— И что же делал этот мастер Тинка для Фридриха?
— Рассказывают, что однажды ночью в мастерскую к Тинке прискакали двое императорских гонцов. Это было во времена Лионского собора, на котором Фридрих вступил в свою последнюю схватку с… — Арнольфо запнулся, словно подыскивая подходящее слово.
— С папской курией? С самим Папой Римским? — подсказал ему Данте.
— Да, да. С папой, — пробормотал Арнольфо. — Или с хозяином папы…
— А что это были за гонцы? И почему они приехали ночью?
— Тинка работал по ночам. Днем его никогда не видели. У него была странная болезнь глаз, и он не выносил солнечного света. Но зрение у него было очень острое, и он мог различать в стекле даже малейшие недостатки. По ночам он работал у своих печей, следя за тем, чтобы в них никогда не гас огонь. Ему удалось понять, что качество стекла зависит от постоянства жара. А что до двух гонцов…
Арнольфо вновь замолчал с таким видом, словно с трудом припоминал легенду или прикидывал, что стоит рассказывать поэту, а что — нет.
— Говорят, это были двое очень знатных придворных. Причем один из них мог быть и самим императором. Может, он хотел узнать тайну мастера…
— Какую тайну? — воскликнул Данте, слушавший стеклодува с открытым ртом.
— Говорят, что перед самым своим исчезновением Тинка научился ловить своими зеркалами свет.
— В каком смысле?
— Говорят, его зеркала хранили в себе изображение того, что последним в них отразилось. Кажется, благодаря своим алхимическим занятиям, он нашел вещество, по-разному реагирующее на лучи света в зависимости от особенностей его источника. Освещенные предметы должны были долго стоять перед его зеркалами, и в них постепенно навечно запечатлевалось их отражение.
— Если бы это было правдой, все живописцы остались бы без работы, — заметил Данте и прикинул, что сказал бы по поводу подобного заявления его друг Джотто.
Неужели именно в этом заключается сокровище, которое все так отчаянно разыскивают? Неужели ради этого стоит убивать? Но ведь Тинка тоже исчез!..
— Арнольфо, не забудьте о своей клятве! — напомнил поэт стеклодуву.
Мастер еще раз провел пальцами по осколку зеркала с таким видом, словно желал его приласкать, и медленно кивнул головой.
— Я сдержу свое слово и выполню ваше желание… Пожалуй, то, что вы мне показали, слишком прекрасно для такого простого ремесленника, как я… Да попробуй я изготовить такое зеркало, я, наверное, оскорбил бы Господа Бога, стараясь ему подражать!..
большой комнате на первом этаже постоялого двора почти никого не было. У длинного стола сидел один Марчелло. Данте неслышно подошел к нему со спины. Марчелло сосредоточенно поедал яблоко, но делал это довольно необычным способом: левой рукой он прижимал яблоко к столу, а правой отрезал от него ножом маленькие ломтики. Заметив поэта, Марчелло, не переставая жевать, поднял голову.
— С какой целью вы остановились на этом постоялом дворе, мессир Марчелло? — спросил поэт.
— Каждый шаг человека записан в Книге Времен. Путь, который привел сюда вас, и пройденный мною путь тоже записаны в ней шаг за шагом. Ни мне, ни вам ничего не изменить.
— И все-таки зачем вы здесь?
Марчелло потряс головой, словно отгоняя какие-то воспоминания. Или видения.
— Я здесь для того, чтобы выполнить свой обет — обещание, данное много лет назад. Я должен вернуть старый долг. Такова моя судьба. Мое появление здесь было предопределено.
— А Гвидо Бигарелли было предопределено встретить здесь страшную смерть?
Старец ответил не сразу. Казалось, ему не оторваться от последнего кусочка яблока, который он поглотил с закрытыми глазами, словно смакуя доступный далеко не каждому аромат.
— И это яблоко выросло лишь для того, чтобы закончить свой путь здесь, — пробормотал Марчелло. — Господь Бог заранее знает все, что должно произойти. Мы вынуждены листать страницы книги одну за другой лишь из-за природной слабости ума. Но ведь эти страницы — с первой до последней — уже переплетены!
— Конечно, Божественному разуму известны все события, и его Провидение с бесконечной мудростью наделило ход земной жизни вечными повторениями. Однако тот же Божественный разум привнес в наш земной мир бесконечное разнообразие, чтобы мы могли свободно выбирать и совершенствоваться. Нам неизвестно будущее, потому что именно на таком незнании зиждется рациональный выбор, который мы совершаем.