Состояние ног оставляло желать лучшего: все в синяках и ссадинах. Крупные кровяные мозоли покрывали мои ступни. Увидев их, Эвелина грустно и одновременно испуганно посмотрела на меня. Она будто не понимала или просто хорошо прикидывалась, что не понимает истинную причину моей болезни. Но ее постоянный уход за мной весь день и грустное участливое лицо заставило меня сомневаться в том, что она действительно что-то знает. Но кто тогда спас меня? Кто принес в комнату, переодел и уложил спать? Неужели Отец?
К вечеру я смогла наконец встать с кровати. Весь день я спала и не съела ни крошки. Меня мутило от одного запаха еды. Поэтому встав с постели, я медленными шагами пошла на кухню, чтобы точно не умереть с голода.
Там уже вовсю кашеварила Эвелина и увидев меня, она улыбнулась и тут же дала мне горячую кружку чая и клюквенный пирог (мой любимый).
-Я ему не скажу.
Без предисловий произнесла Эвелина. Я чуть не подавилась.
-Не хочу читать нотации. Но впредь прошу, будьте бдительны к своему здоровью иначе еще одна такая прогулка убьет вас быстрее чем вы успеете добраться до постели. И даже мои лекарства не смогут вас спасти….Да и…
Я была ей благодарна за то, что она скроет причину болезни от Отца. Но дальнейшие ее слова я пропускала мимо ушей так как она сейчас походила на него с вечными нотациями и знанием как правильно поступать в любой ситуации.
Единственное, что я услышала было это: «…Ох черт меня дернул не занести вам вчера чай. Подумала, что вы уже спите. Кто же знал то о ваших ночных рандеву…»
-Ты зашла ко мне только утром, Эвелина? Так? - остановила поток ее мыслей я.
-А? Да. Я же говорю, что обнаружила ваше больное тело утром, когда пришла будить. Мне показалось странным ночное платье, выбранное для сна. Вы его, ну, вроде как ненавидите… Отец ведь подарил...-я усмехнулась - обычно вы носите другое.
-Ему тоже скажешь про платье? - неожиданно даже для себя почти выплюнула я.
Эвелина, стоящая спиной ко мне резко обернулась (ее каштановые пряди немного выбились из высокого пучка на голове и упали на глаза): - Если бы я ВСЕ ему рассказывала, ты была бы уже в могиле так как прекрасно знаешь, Мистер Либрериан терпеть не может твои постоянные закидоны.
Ее лицо выражало не более чем простую заинтересованность в моих и отцовских делах. Скорее всего это были повторенные слова, услышанные ранее за глухими дверьми кабинета. Так обычно и ведет себя прислуга, когда дело принимает интимный характер. Либо держится в стороне, либо не сдержавшись говорит одной стороне конфликта пару колкостей от оппонента тем самым подливает масло в огонь. Что и сделала Эвелина.
«Хм в могиле… пусть только попробует …-подумала я, обдумывая какие страшные вещи, я все еще не знаю об Отце.
……………………………………………………………………………………………..............................................
Мысли о чудесном спасении никак не покидали меня. Незадернутая штора, запах незнакомой мази и тем более ненавистная отцовская рубашка на плечах. Этих доказательств вполне достаточно, чтобы сделать вывод: в доме вчера кто-то был и этот кто-то спас мне жизнь.
«Но кто это мог быть? Понятия не имею. Никто не знал о моем местонахождении, тогда как этот незнакомец взял верно меня на руки пришел в мой дом обработал раны и оставил, ласково укрыв одеялком. От этих мыслей по спине пробежали мурашки. ЧУЖОЙ. Это имя более или менее ему подходит.
Я сидела в своей комнате и лишь при свете одной свечки смотрела в открытую книгу невидящими глазами. Мне стало гораздо лучше особенно после импровизированного ужина на кухне, после которого я попросила Эвелину не накрывать мне завтрак вместе с Отцом, когда он приедет. На что она сначала наотрез отказалась, а потом все-таки поддалась, согласившись, что я могу его заразить. При этом она как-то странно посмотрела на меня и быстро отвела взгляд. Я будто бы не предала этому значение, но насторожилась. Мое желание не есть с ним за одним столом появилось еще вчера, когда я орала проклятия сквозь вьюгу, смотря на дом. Я, конечно, не могла его увидеть, но казалось, что мои слова ярости хоть немного восполнят силы, потраченные на то, чтобы докричаться до него.