И вот утро понедельника, в кабинете меня встречает дорогая Вика Алексеевна, у которой, как мне казалось, всегда отличное настроение. К таким людям всегда хочется держаться ближе. Обменявшись парой реплик о том, как у нас обоих благотворно прошли выходные, я подошёл к нашему графику, приколотому к входной двери канцелярской кнопкой.
— Ё-моё… опять у меня крест… — разочарованным тоном произнёс я, увидев под своей фамилией напротив сегодняшней даты зачеркнутый день недели.
— Да ладно, подумаешь, очередной приём граждан, — ободряюще начала Алексевна. — Главное, что креста у тебя на выходном нет!
— Это да… крест под выходным на графике — это крест на выходном дне, — с усмешкой согласился я с коллегой.
Рабочий день шёл размеренно: я печатал отказные материалы, Вика Алексеевна занималась надзорными делами. Пару раз забегали Геннадий Александрович и ребята из соседнего кабинета. Время близилось к вечеру, на носу был приём граждан, на пункте уже появились первые посетители.
Приём, к счастью, шёл так же размеренно, как и весь рабочий день, без каких-либо эксцессов. На часах было 18:30, и, пока не прибыли новые посетители, я зашёл в отделение дознания, располагавшееся по соседству с нашим участковым пунктом, для решения кое-каких вопросов, касающихся характеризующего материала в отношении отдельных уголовных элементов.
И вот случилось то, появления чего я ожидал, хоть и не так скоро — внезапно возникшее чувство тревоги. То самое, которое я испытывал в присутствии… «Нет, не может быть… уже пришёл? Зачем? Что ему нужно?» — разбухала голова от сыпавшихся вопросов. С одной стороны, это забавно — иметь такой индикатор, который позволяет определять присутствие или отсутствие рядом конкретного человека. Но с другой — я понимал, что это как минимум ненормально. И вот сейчас мой индикатор говорил мне, что этот тип находится где-то неподалёку.
Когда я подходил к фойе, располагавшемуся между нашими участковскими кабинетами, новоприбывших граждан на удивление всё ещё не было, хотя приём был в самом разгаре. Однако ещё на подходе я услышал доносившийся из нашего кабинета задорный смех Виктории Алексеевны. Вошёл — картина маслом: Виктор Альбертович, всё в том же бордовом костюме, улыбаясь, изображает какой-то медленный танец, отчего Алексевна, сидящая за своим рабочим столом и наблюдающая за представлением пребывает в полнейшем восторге.
— Что, правда, так и танцевал? — хихикая, спросила у Виктора она.
— Могу поклясться на роду, если хотите, — негромко смеясь, ответил танцор. — Зашёл к Юрию Аркадьевичу без стука, играет радио, и он такие выкрутасы исполняет…
К слову сказать, Юрий Аркадьевич — это начальник нашего отдела полиции. «Во Аркадич даёт… в его-то годы и с его-то пузом… молодец мужик», — невольно восхитился я.
— Потом, конечно, он меня заметил и…— не успел закончить Виктор Альбертович, как увидел меня в дверном проёме кабинета.
— Саня! — воскликнула обернувшаяся Вика Алексеевна. — У тебя сегодня на приёме весьма импозантный мужчина!
— Я вижу… — попытавшись улыбнуться, ответил я.
— Здравствуйте, Александр Николаевич, — протягивая мне руку, спокойно поздоровался Виктор, — я пришёл к вам.
— Хорошо, — игнорируя протянутую руку Виктора и пройдя мимо него к своему рабочему месту, сухо произнёс я.
Расположившись за своим столом, я принялся распечатывать бланки объяснений, которые у меня к тому времени закончились. Краем глаза поймал на себе удивлённый взгляд Алексевны, которая, казалось, недоумевала от моего поведения, видя, как я игнорирую посетителя. В конце концов, она не выдержала:
— Эмм… Виктор Альбертович, вы присаживайтесь! Быть может, чаю?
— Нет, спасибо, Виктория Алексеевна. Я совсем ненадолго, — улыбаясь, ответил Виктор, присев напротив меня.
«И когда это они успели стать хорошими знакомыми? — мрачно подумал я. — Вика, неужели он тебе понравился?».
Однако чтобы не ставить свою коллегу в неловкое положение, я всё же решил пойти на диалог с неприятным мне субъектом… всё-таки приём граждан.
— Что вам угодно, Виктор Альбертович? — как можно официальнее спросил я, под стать манерам собеседника.
— Александр Николаевич, можно просто Виктор. А угодно мне вернуть вам долг за оказанную мне и моему другу услугу.
Тут Виктор зашелестел чёрным пакетом, который стоял рядом с ним на столе, вынул оттуда бутылку коньяка в подарочной упаковке и поставил передо мной на стол:
— «Тессерон», сто пятьдесят лет выдержки, — глядя на упаковку, негромко заявил Виктор. — Не думаю, что вы такой пробовали.
Вика Алексеевна не усидела на месте.