Последние дни меня так и подмывало выяснить, в кого же она так безнадежно втрескалась. Судя по её внезапному нежному ко мне отношению, подозрения мои были неутешительны, но, что и говорить, чувство, что ты кому-то так сильно нравишься, приятно любому человеку. В конце концов, любопытство взяло верх, и я решил вывести её на разговор. Тем более, лучшего момента не найти — в нашем крыле здания не было ни души.
— Виктория Алексеевна, можно откровенный вопрос?
— Конечно, — игриво ответила она, — мне нравятся такие вопросы.
— Вы действительно очень хорошо выглядите последнюю неделю... всё-таки... для кого эти старания?
— Ну-у...
— Ну давайте, мы же друзья!
Выдержав небольшую паузу и задумчиво поглядывая то в монитор, то на меня, Алексевна вздохнула:
— Ну, раз уж просишь откровенно... это Витя.
Немного разочарованный тем, что всё-таки не я её избранник, мысленно перебрал всех мужчин из нашего отдела с этим именем.
— Витя? Виктор Фёдорович который, что ли? Электрик наш? — в шутку хихикнул я.
— Сашенька... ну какой электрик! Ему на кладбище уже давно прогулы ставят.
Напрягшись, я медленно встал и подошёл к окну... «Нет, только не он...»
— Я думаю, ты уже понял... — донёсся сзади голос Виктории Алексеевны. — Да, Виктор Альбертович.
Не выдержав, я резко развернулся:
— Виктория Алексеевна!
— Ох... я так и думала... вот потому и не хотела тебе ничего говорить, Санечка.
— Как? Когда он успел вас заарканить?
— Во-первых, никого он не арканил — я сама, а во-вторых... ну... тем самым вечером...
— Так... а кино? Ну, то есть мультик с Настей про зверей?
— Саш... ну какие звери... что ты как маленький.
Строго смотря на мою дорогую коллегу, я медленно присел на край стола напротив неё.
— Не надо на меня так смотреть, Александр. Я понимаю, у тебя там какие-то свои заскоки в отношении него, но и ты пойми пятидесятилетнюю женщину, которая всё ещё женщина и тоже хочет любви и внимания!
— Да, это... — чуть замешкался я. — Я понимаю...
— Нет, Сашенька, не понимаешь! Ты не понимаешь, что такое одной растить ребенка, что такое ложиться и просыпаться одной на протяжении восьми лет! А Виктор... он особенный... статный... изящный. А как ухаживает и разговаривает! Да не поймешь ты...
Задумчиво сложив губы, я снисходительно улыбнулся Вике Алексеевне:
— Вы к нему, что ли, ходили?
— Да, тем же вечером. Славка с Серёжкой мне компанию и составили.
— Как это? Вы же раньше них ушли?
— Серёжа мне потом позвонил минут через десять, начал всё с коньяком допытываться… я и сказала, что иду к Вите, пробовать коньяк. Естественно, Серёжу это равнодушным не оставило, и они со Славой за мной увязались.
— А мне то есть даже не сказали, что куда-то идёте?
— Какой смысл… ты же рогом уперся. Витя, кстати, был немного расстроен, что тебя с нами не было и что ты коньяк его принять не захотел... но мы его там и раздавили на четверых. Там ещё алкаш с нами этот был, Олег который… оказывается, тоже манерами не обделен.
— М-да-а... — с трудом мирясь с ситуацией, протянул я. — А что ещё делали?
— Ну а потом мы с ним зашли в его комнату и... ну, в общем... — Алексевна немного покраснела. — А смотри, какую он мне татуировку сделал! — Виктория Алексеевна протянула мне оголённое запястье, на котором была изображена волнистая линия, наискосок перечеркнутая вдоль двумя прямыми параллельными линиями. — Он сказал, что это символ любви парагвайского племени айорео!
Тут я вспомнил, что при нашей первой встрече заметил у Виктора на шее справа точно такую же татуировку.
— Так у него такая же...
— Да. Он и мальчикам нашим такие сделал! Они попросили.
Я молча встал со стола и снова подошёл к окну. Густели сумерки, и темнота уже вступала в свои права.
«С огнём играешь, подруга... и пацаны туда же, дураки... Эх, Витя-Витя, нетопырь... что же тебе надо...» — тоскливо подумал я.
Было слышно, как сзади со своего рабочего места поднялась Вика Алексеевна и замкнула сейф.
— Сашенька, он тебе всё покоя не дает... да? А знаешь, он на самом деле хороший... даже жениться обещал... вот только прихватить попросил особое... приданое!
Вдруг я услышал громкий, направленный в мою сторону топот. Резко развернувшись, увидел летящую мне в лицо правую руку Виктории Алексеевны с зажатым в ней шилом. Едва успев среагировать, я отскочил влево, вместе с тем Алексевна по инерции пронеслась мимо меня и с замахом воткнула шило в оконную раму.
— Вы что, одурели?! — воскликнул я, пятясь у неё за спиной.
Ответом послужил дикий раздосадованный рёв и попытка задеть меня ударом наотмашь с разворота той же рукой с всё ещё зажатым в ней шилом. При этом шило было выдернуто из оконной рамы вместе с куском пластика.