Вот теперь и узнаю, что будет, подумала она.
Лучше всего, конечно, было бы умереть прямо сейчас, но такой роскоши она позволить себе не может, у нее есть Сережа, которого еще растить и растить. Впрочем, Александрине казалось, что она уже мертва. Внезапно она почувствовала настоящую холодную панику: Петр может отнять у нее Сережу, и тогда она останется совсем одна, мертвая на всю оставшуюся жизнь. Нет, успокоила себя Александрина, он этого не сделает, он добрый и честный. А если сделает, будет еще проще: тогда она и впрямь умрет, и все кончится.
Она сидела и смотрела в окно, не реагируя на временами раздававшийся стук в дверь, и только когда на улице раздались крики, а через несколько секунд в дверях кабинета сгрудились все ее подчиненные, устало спросила:
– В чем дело?
Танечка не понимала, что происходит. Она была абсолютно уверена, что Вадим давно принадлежит ей, что он женится на ней немедленно, как только она этого захочет. Танечка даже была уверена, что, если она найдет себе другого мужа, более перспективного, Вадим обязательно будет страдать, пытаться ее увидеть и никогда не посмотрит ни на одну другую женщину.
В чем-то она ошиблась, но Танечка решительно не понимала, в чем именно. Она вела себя с Вадимом безупречно, старалась ненавязчиво о нем заботиться, никогда не показывалась ему без макияжа или, не дай бог, с немытыми волосами. Танечка перебирала в памяти свои слова и поступки, и они вновь казались ей правильными, своевременными и умными.
Непонятно…
Очень неприятным было то, что она рассказала о Вадиме подружке Ирке Потапенко, та горела желанием посмотреть на ее нового поклонника, и Танечка, как назло, обещала Ирке устроить на этой неделе нечто вроде скромного ужина на четверых. Предполагалось, что Ирка приведет своего нынешнего ухажера, одной ей Танечка Вадима демонстрировать ни за что не стала бы, береженого бог бережет. И что теперь делать?..
Танечка слегка отодвинула тюлевую занавеску, посмотрела на мокрый неприглядный двор и, вглядевшись в темную фигурку, узнала соседку Киру Владимировну, входившую в подъезд.
– Кира Владимировна, здравствуйте, – лучезарно улыбнулась Танечка, когда на площадке открылись двери лифта. – Давайте я вас чаем напою, у меня пирожные просто изумительные.
– Спасибо, – отказалась соседка, улыбнувшись в ответ. – В другой раз.
– Давайте-давайте, – Танечка чуть не силой начала отбирать продуктовые сумки из рук соседки, и та посмотрела на нее с удивлением:
– Вам что-нибудь нужно, Танечка?
– Нет, – та отняла руки от сумок и понуро отошла к своей двери. – Просто я вас давно не видела. Посидели бы, поболтали.
Соседка смотрела на нее внимательно, и Танечка зачем-то добавила:
– Скучно мне.
– Конечно, скучно, – согласилась Кира, поставила сумки, отперла дверь своей квартиры и пригласила: – Заходите. У меня нет пирожных, но чаю попьем.
Танечка прошла в темную прихожую. Здесь все напоминало квартиру Вадима, не площадью и расположением комнат, а темной старой мебелью, огромным количеством книг, полки с которыми начинались от самой прихожей, скромными светильниками, которые почему-то производили впечатление старинных и дорогих, но Танечка знала, что это не так. Сама она в такой обстановке жить ни за что не стала бы: мебель должна быть исключительно известных фирм, а большинство книг настолько потрепаны, что им самое место на помойке, но вынуждена была признать, что квартира производит приятное впечатление.
– Конечно, скучно, – говорила соседка, накрывая к чаю кухонный стол. – Пожилому человеку тяжело дома сидеть, а молодой девушке тем более.
– Мне Вадим обещал работу подыскать, – поддакнула Танечка. – В редакции.
– Да, – сообразила соседка, – у него тетя в издательстве работает. Зоя.
– А почему они так редко видятся? – как можно равнодушнее спросила Танечка. – Они что, в ссоре?
– Редко? – удивилась Кира. – С чего вы взяли?
– Ну, – смутилась Танечка. – Я здесь уже год живу, а Зою эту только один раз видела.
– Не думаю, что они редко видятся. Вадим хороший мальчик, заботливый, а Зоя ему почти как мать.
Кира разлила чай в старинные, тонкого фарфора, чашки.