Я улыбнулся, в эту минуту желающий расцеловать Полину до потери сознания.
— Кесарево назначили на тридцатое марта, все мы расслабились… И случилось всё по закону подлости. В первом часу ночи двадцать восьмого у пациентки из соседней палаты отошли воды, а ребёнок должен был появиться на свет только через две недели. Там же увидели, что малыш обмотан пуповиной, сейчас задохнется, был вызван дежурный врач. Только началась та операция — начала рожать Полина. Причем это поняли не сразу — из-за борьбы с пороком сердца у Поль был повышен болевой порок, схватки она не чувствовала, пока не отошли воды. Акушерки её положили, смотрят — а ребёнок уже показался в родовых путях. Чтобы ты был в курсе — если матка раскрылась и ребёнок вышел — кесарево делать бесполезно. Был вызван другой врач из соседнего отделения, но поздно. Единственный выход был рожать самой.
Повисла тишина. Так как я обнаружил Ариадну на своем пороге, было ясно, что не обошлось.
— Она родила, — тихо заговорила Света. — Девочка появилась здоровая, доношенная. Когда мы приехали — её контактным лицом по-прежнему оставалась я, поэтому мне позвонили сразу же, но больница находилась далеко не в нашем городке — Полина всё сделала и держала кроху на руках. Боже, Матвей… я никогда не видела её такой счастливой… — Света расплылась в сияющей улыбке, вспомнив это.
— Подожди. — До меня постепенно начало доходить. — Ариадна родилась двадцать восьмого марта?
— Да, в четыре часа двадцать семь минут утра.
Я поднял дочь на руки на уровень своего лица, сам улыбаясь как идиот.
— Солнышко, ты представляешь — папа не полная бездарность!
— О чем ты? — поинтересовалась Света.
— Оформляя свидетельство о рождении, мне предложили три даты. И я выбрал именно двадцать восьмое. Не знаю, почему, что-то мне подсказало, я интуитивно назвал именно это число.
Заулыбалась и Света.
— Наверное, что-то метафизическое все же есть в этом мире. Не зная, ты был связан с ними обеими.
Сердце польщено стучало, настроение было прекрасное, хотя дальше были события, далекие от позитива.
— Неделю она светилась, не отходя от дочки, постоянно таская её на руках, — вновь приступила к рассказу Света. — А в один из вечеров её сердце остановилось.
Моё — тоже.
— Она успела положить ребёнка на кровать, прежде чем потеряла сознание. К счастью, рядом была акушерка, проверяющая ту самую женщину с едва не задохнувшимся сыном, она услышала стук и пришла на помощь. Наши родители сами были недалеки от сердечного приступа, пока Полину реанимировали и возвращали к жизни. Сердце завели, но она впала в кому, и прогнозы были очень шаткие. Естественно, роды сильно ударили по её организму, за неё боролись очень долго, но все впустую. Поль не реагировала на лекарства, её поддерживали аппараты искусственного жизнеобеспечения, мама практически ночевала в её палате, а папа обивал пороги всех врачей, которые хоть как-то могли ей помочь. Ребёнок остался практически без внимания.
Света прервалась, вновь включив чайник. Ариадна утихла, словно понимала, что говорят о ней, и не отводила от неё взгляд, который девушку явно слегка нервировал.
— На наших родителей было страшно смотреть, и я опасалась, что они исполнят то, что грозились, потому что с каждым днем комы Полина была все дальше и дальше от нас. Мне же, кроме как в плечо Сергея, моего парня, поплакаться было некому, и поэтому я рассказала все ему. И он предложил забрать девочку пока к нему — он снимал квартиру здесь, в столице, на время учебы, и мог пока подержать нас обеих у себя. Я притворилась, что заболела, чтобы не ходить в школу, воспользовалась доверенностью, выписанной мне сестрой, и увезла ребенка сюда. Мы держались сколько могли — я поселилась в интернете, выискивая, как обращаться с таким крошечным младенцем, Сергей днем учился, вечером таскал все, что я просила, даже приноровился менять подгузники… В тот момент я безумно любила его, потому что ни каждый парень пойдет на это даже ради своего ребёнка, тем более в восемнадцать лет. Он же держался и ни разу не возмутился, даже когда первой парой у него была важная контрольная, а она плакала всю ночь.
Так мы прожили полторы недели. А потом родители начали искать уже меня, и их голоса звучали совсем не по-доброму. Я испугалась… и мы с Сергеем решили сделать так, как просила Полина. Я забрала из дома приготовленную заранее корзину, положила туда письмо — честно, я не читала его до сегодняшнего дня — надела на кроху лучший костюм из купленных, и мы с моим парнем поехали по твоему адресу, его тоже мне заранее дала Полина. Домофонную дверь Сергей успел придержать, когда из неё кто-то выходил, и мы заскочили в подъезд. Я долго колебалась, дожидаться, пока ты откроешь, или нет… И, нажав на кнопку звонка, всё же струсила, бросилась в не успевший уехать лифт и сбежала… Больше я о ней ничего не слышала.
Вновь повисла тишина. Теперь я знал, как так вышло, что Ариадна оказалась у меня… знал, что мама не хотела её бросать и её действительно заставила это сделать маячившая у самого носа смерть…
Моя Полиночка…
— Так как я не знала, что написано в том письме, я думала, что, может, она сказала, почему этот ребёнок подброшен именно тебе и от кого, и переживала, что ты со дня на день приедешь и всучишь его обратно нам. Я заболела на самом деле от переживания, психологически накрутив себя, что должна быть все время дома, чтобы, не бай Бог, ты не нарвался на родителей и они не выместили свою злость на тебе или, что хуже, на девочке. Но ты не приезжал, моя тревога постепенно утихала. А потом очнулась и Полина.
— Ты не боялась, что я отдам куда-то ещё малышку и вы её потом не найдете? — спросил я.
— Боялась, — кивнула Света. — Я очень тревожилась, что, когда сестра поправится, она потребует отчет, где её дочь, приедет к тебе, а ты пошлешь её подальше, и она будет потеряна. И тогда на помощь вновь пришел Серёжа: его тетя работает в органах опеки и попечительства, и он попросил её отследить, сдавали ли в приюты месячного ребёнка, девочку. Нашу мы не нашли, и она, не задавая лишних вопросов, пообещала сказать, если вдруг ты решишь выполнить просьбу Полины и найти ей семью. В июне готовили бумаги от некого Сафировского, большего тетя Сергея узнать не смогла, но дело дальше не пошло, мы ещё даже удивились, но иной информации не было, поэтому… — Света вздохнула, — мне оставалось только гадать. Когда сестра преодолела кризис и можно было сказать, что она идет на поправку, родители очнулись и заметили, что ребёнка как бы нет. Им сказали, что я её забрала, и они насели на меня, но я, помня обиду Полины, соврала, что она в безопасном месте. Они стращали меня, мол, это уже не смешно и что мы говорим о живом, настоящем ребёнке. Я припомнила, что их это не волновало, когда они грозили беременной дочери, что убьют этого живого и настоящего ребёнка. В общем, от меня они ничего не добились, только заверений, что она не потерялась, хотя я была уверена, что она как раз таки потерялась. И вот ты здесь, с Полининой дочкой.
— Я оставил её у себя и пообещал стать лучшим папой на свете. — Я поцеловал Ариадну в макушку.
— Значит, моя сестра была права на твой счет.
— Как она сейчас?
— Лучше. — Лицо Светы разгладилось, и румянец вернулся. — Она долго приходила в себя, её состояние привели в удовлетворительное, и в августе сделали операцию на сердце, пока она не успела забеременеть вновь… это шутка мамы. Сейчас она в санатории за городом. К Новому году обещали выписать. Она меня каждый раз трясет, где дочь, все ли с ней в порядке, а я не знаю, что ей ответить. Вот теперь смогу сказать, что она не просто в порядке, а вполне счастлива.
— Постой… Я бы тоже хотел к ней съездить, — вызвался я, расправив плечи, словно Полина уже была здесь и через минуту войдет в комнату.
Света с сомнением посмотрела на меня.
— Матвей, она, конечно, уже не упадет в предсмертной муке, но, может, не надо…
— Света, я все понимаю. Но… не она одна была безответно влюблена. Я… блин, я мечтал о ней все эти годы, а тут оказалось, что она не только разделяла мои чувства, она подарила мне самое лучшее, что может быть — мою дочку! Она сражалась за неё до последнего, защищала… — Я захлебывался словами, чтобы высказать все, что думал. — Она рисковала свой жизнью, и она верила в меня… Никто так никогда не верил в меня, даже мои родные и друзья. Я обязан поклониться ей как героине!..