Еще удивительнее покажется дело, если обратить внимание на то, что этот человек не в воинской одежде расхаживал, а в митре и священном омофоре, стоял пред престолом Божиим, совершая Божественную Евхаристию, и принимал почести, и благословлял толпы преданного ему и ослепленного народа!..
Велики глубины и противоречивы для ума поступки души человеческой, и кто может их постигнуть и проникнуть духовным взором до ее дна даже в ее падении?!... (Пс. 63, 7: 2 Кор. 2, 11).
* * *
Все это блаженному Григорию довелось видеть собственными очами и от всего этого быть сохраненным благодатиею Божиею чрез посредство духоносных православных старцев-руководителей.
Выйдя от святого наставника после окончания, так сказать, четырехлетнего курса духовного университета, он направился прежде всего на те места, где совершилось наше спасение. Молитвой на Голгофе и у Гроба Господня, понятно, должно было начать новую жизнь и вместе с тем поблагодарить Господа за дарованные милости. В Иерусалиме Григорий посетил патриарха, который принял его с радостью.
В общем, молодой подвижник задержался во Святом Граде на год.
Из Иерусалима он направил свои шаги на север, в Антиохию. Из Антиохии отправился в Константинополь. Здесь он обосновался в монастыре святых мучеников Сергия и Вакха.
Те аскетические привычки, которые приобрел Григорий в пустыне у великого отшельника, он не оставил и в шумной столице, среди ее слабой духовной жизни. Подвиги и пощение его были велики — он не прикасался к пище по целой неделе, но все время проводил в чтении и писании [ 78 ] книг. Такая добродетель, конечно, не могла не обратить на себя внимание. Игумен монастыря счел необходимым доложить о ней патриарху Евтихию [ 79 ].
— Пришел, — передавал он Святейшему, — в мой монастырь некий странствующий [ 80 ] диакон. Замечательная личность... [ 81 ] По внешности и по жизни прекрасен, в пощении превосходен, во всех монашеских подвигах неленив и в высшей степени искусен в знании и толковании Священного Писания. Думается мне, что в настоящее время не найдется еще такого другого во всем нашем городе...
Отзыв был слишком исключителен и необычаен, чтобы у патриарха не явилось желания повидать такого монаха самому и не испытать его в разговоре лично. Он оказал ему доступный и любезный прием и удостоил продолжительной беседы. Григорий произвел на патриарха благоприятнейшее впечатление. Святейший, видя его поразительную мудрость, пришел в радость и благодарил Бога, что послал им такого человека во время великой бури и смуты церковной, произведенной еретиками.
* * *
Обстоятельства, описанные в начале этой главы, вызывали неминуемо созыв нового Вселенского Собора, по счету пятого. Еретические волны объяли корабль церковный в трех патриархатах: Александрийском, Константинопольском и Антиохийском. Мы видели, как бесчинствовали и расправлялись с православными еретики в Антиохийском патриархате, то же было и в остальных. Каждый гнул в свою сторону: несториане — в свою, евтихиане — в свою, оригенисты — в свою. Один из епископов, преданных Оригену, именно — Феодор Аскида, желая защитить гонимое учение и отвлечь от него внимание императора, коварно стал доказывать последнему удобство соединить с церковью противников Халкидонского Собора (Четвертого Вселенского), если только будут осуждены якобы не осужденные последним три учителя Сирской Церкви, единомысленные с Несторием, — Феодор Мопсуетский, Феодорит Кирский и Ив Едесский [ 82 ]. Ложь и коварство советов заключались в том, что ими не мир Церкви и не уважение снискивалось к Халкидонскому Собору, а, наоборот, подрывалось всякое доверие к нему, потому что на Халкидонский Собор набрасывалась этим тень неправильного отношения к делу и к чистоте веры, тогда как обелять его было не в чем, ибо он как Феодориту, так и Иву возвратил епископское достоинство не иначе, как после достойных плодов покаяния, так и Мопсуетскому не оказал никакой чести. Но император Юстиниан, желая водворить мир в империи, поддался этим лукавым советам и разослал по всем епископам исповедание веры, чтобы они подписали осуждение этим трем главам, как назывался тогда вопрос о сочинениях вышеуказанных учителей. Архипастыри православные, как и следовало ожидать, высказались о них самым невыгодным образом, но многие из епископов, втайне несторианствующие или остававшиеся при особом мнении, запротестовали. Тогда, хотя дело Святого Халкидонского Собора было правое, православные предстоятели Церкви положили собрать Вселенский Собор новый и на нем исследовать как определения предыдущего Халкидонского Собора вместе с сочинениями трех вышеупомянутых архиереев, так и мнения Оригена, которые внесли такое смущение в умы верующих [ 83 ].