Как спросить у парня, нормально ли писать стоя?
– Здесь много кто играет в футбол.
Сухраб начал вынимать вещи из своего рюкзака. Он бросил мне зеленую футболку и пару шортов, настолько белоснежных, что в люминесцентном освещении раздевалки они буквально ослепляли меня своим потусторонним сиянием.
– Дариуш, какой у тебя размер ноги?
– Двенадцатый, – ответил я.
Сухраб прикусил щеку изнутри.
– Так, – сказал он и сделал шаг мне навстречу. – Снимай кеды.
Я стащил «вансы», наступив им на пятки, а Сухраб снял сандалии. Он обвил меня рукой в районе талии и приложил свою обувь к моей.
Мои ступни были чуть-чуть длиннее, но намного шире.
Ступни хоббита.
Хорошо хоть шерсть на них не растет.
Когда Сухраб обнял меня, у меня в животе что-то шевельнулось. Щеки залил румянец.
Никто никогда не стоял ко мне так близко, как Сухраб.
Я не привык к тому, что парни так делают.
– У меня сорок четвертый размер, – сказал Сухраб. – Думаю, они тебе подойдут. Правда, будут тесноваты.
– Ой. – Я даже не осознавал, что в Иране другая система размеров обуви. – Все в порядке. Спасибо.
Сухраб покопался у себя в сумке и протянул мне пару выцветших черных «адидасов».
Он избегал моего взгляда, протягивая бутсы, а потом, снова порывшись в сумке, вытащил еще одну пару, уже для себя. Его бутсы были белыми (ну, по крайней мере когда-то) и находились под угрозой неминуемого крушения с непоправимыми последствиями.
– Ой. Может, лучше эти наденешь? – Я попытался отдать ему черные «адидасы». – Я могу в моих «вансах» поиграть.
– Не-а. Играй в моих. Они новее.
Они были так заношены, что, по-моему, вообще никогда новыми не были, но форму сохранили куда лучше, чем белые бутсы у Сухраба в руках.
– Они твои, – сказал я. – Тебе нужно играть в них.
– Но я тебя пригласил, ты мой гость.
Еще один таароф: Сухраб отдает мне лучшую пару бутс. А то, что я гость, – это один из самых сильных аргументов в искусстве таарофа.
Я чувствовал себя ужасно из-за того, что мне придется надеть лучшую пару бутс, но выхода не видел.
– Спасибо.
Я взял новую экипировку и пошел в кабинку. Неуклюжее мероприятие: я постоянно ударялся локтями о стены, а коленями об унитаз. Мои боксеры не были предназначены для того, чтобы сохранять структурную целостность во время бега, и я пожалел, что не подумал взять с собой компрессионные шорты или что-то такое.
Тогда мне не пришлось бы заимствовать у Сухраба шорты, даже если бы он предложил.
Некоторой одеждой просто нельзя делиться.
Я запрыгнул в пару бутс «адидас», одолженных у Сухраба. Сели нормально – немного тесноваты, но в целом терпимо. В них мне было легко и комфортно по сравнению с моими серыми кедами.
Несмотря на то что футболка слишком облегала мне грудь, а шорты постоянно задирались на заднице, когда я вышел из кабинки в одолженной мне форме и бутсах, я чувствовал себя настоящим иранцем.
Но потом я увидел Сухраба в красной футболке, шортах и в белых бутсах. Он выглядел подтянутым и по-настоящему готовым к игре.
Тогда я почувствовал себя очень неполноценным.
Ведь, в конце концов, я всего лишь Частично Перс.
– Готов?
– Ну…
Я уже не был уверен, что хочу играть.
Но Сухраб улыбнулся мне, сощурившись, и нервный узелок в груди постепенно развязался.
Некоторые друзья обладают таким воздействием.
– Готов.
На поле нас ждали два парня. Сухраб что-то крикнул им на фарси и махнул мне рукой, мол, беги за мной.
– Это Дариуш. Внук ага Бахрами. Из Америки.
Я сказал:
– Салам.
– Салам, – произнес Мальчик-Иранец Номер Один. Он говорил уголком рта, из-за чего создавалось впечатление, что его улыбка неискренна. Парень был практически моего роста, но тощий как жердь. Его волосы спереди стояли торчком, почти как у Бездушного Приверженца Господствующих Взглядов.
Я протянул руку, и мальчик ее пожал, хотя рукопожатие было некрепким и кратким. Впечатление оно произвело странное.
– Приятно познакомиться. Э…
– Али-Реза, – представился он.
Али и Реза – очень популярные имена в Иране, возможно, даже более популярные, чем Сухраб, хотя, строго говоря, по происхождению эти имена арабские.
Я протянул руку второму мальчику, который проиграл в генетической лотерее и все-таки обнаружил на себе ужасающую Персидскую Монобровь. Я думал, в таком случае волосяной покров должен покрывать все его тело, но мальчик носил более короткую прическу, чем у Сухраба, и руки его были бледными и безволосыми.
– Хуссейн, – представился он. Голос был глубоким и густым, как кофе. Еще он был ниже меня ростом, даже ниже Сухраба, но из-за моноброви и призрака усов, обосновавшегося на верхней губе, выглядел старше. Того и гляди устроится на работу допрашивать перемещенных во времени Частичных Персов, когда те будут прибывать на пост таможенного контроля в Международном аэропорту имени Имама Хомейни.