И как же я себя за это ненавидел.
Ненавидел за эту мелочность.
Маму начала разговаривать с Сухрабом на молниеносном фарси. Я уловил всего одну фразу chai mekhai, которую запомнил только потому, что она означала «Хочешь чаю?».
– Нет, мерси, – сказал Сухраб, а потом добавил еще что-то, чего я не понял. Что бы это ни было, слова его сотворили чудо, потому что Маму даже второй раз не пригласила присесть за стол.
Он одним предложением сумел одержать победу в матче по таарофу.
– Прости, – сказала Маму. – Я забыла.
Сухраб, сощурившись, улыбнулся ей. Мне стало противно, что он улыбается моей бабушке.
– Ничего. Спасибо.
– Ты постишься? – спросила Лале, встав рядом со мной. Она украдкой изучала гостя.
– Да. До захода солнца я не могу есть и пить.
– Даже чай?
– Даже чай.
– Даже воду?
– Только если заболею.
Я не подозревал, что пост Сухраба распространяется даже на воду. Подумал, насколько это неразумно: убиваться на тренировке по соккеру/неамериканскому футболу, если после игры нельзя восполнить баланс жидкости в организме.
Потом я вспомнил, что произошло в раздевалке. И решил, что меня не сильно заботит, упадет Сухраб в обморок от обезвоживания или нет.
Папа за моей спиной прочистил горло.
– А. Ой. Папа, Лале, это Сухраб. Мы вместе играли в соккер. В футбол.
Папа одарил Сухраба крепким тевтонским рукопожатием. Лале подняла голову и посмотрела сначала на Сухраба, потом на меня. Она чувствовала, что между нами скрывается напряжение, как замаскированная ромуланская «Боевая птица».
– Пойду отнесу их к себе, – сказал я и поднял свои «вансы». – Спасибо.
Сухраб пошел за мной по коридору.
– Дариуш. Подожди.
Я продолжал идти. У меня в затылке начинал разгораться пожар. Так не хотелось снова расплакаться. А если это все-таки произойдет, я не хотел, чтобы меня видел Сухраб.
Он тронул меня за плечо, но я отдернул его руку.
– Прости меня, – сказал он. – За то, что произошло.
Он зашел за мной в комнату в конце коридора и закрыл за собой дверь.
– Все в порядке. – Я все еще стоял спиной к нему и тянул время, будто бы разбираясь с кедами: убрал внутрь шнурки и идеально ровно поставил их у кровати.
– Нет. Вышло некрасиво. Мне не нужно было этого говорить. Нужно было их остановить.
Я вздохнул.
Я хотел, чтобы Сухраб ушел.
– Все в порядке. Я тебя понял.
Иногда мы просто ошибаемся в людях.
– Спасибо, что принес их. Другой обуви у меня с собой нет.
– Дариуш, прошу тебя. – Сухраб положил руку мне на плечо. Рука была теплой и робкой, как будто он думал, что я немедленно ее сброшу.
Что я и хотел сделать.
– Я… – Сухраб замолчал, и я поднял глаза и увидел, как он сглотнул слюну и его острый кадык подпрыгнул вверх и вниз. – Мне понравилось. Понимаешь? Что Али-Реза подшучивает не надо мной.
Я, разумеется, понимал, о чем говорит Сухраб.
Дерьмово все время быть мишенью для чужих насмешек.
– Но он не мой друг, Дариуш. И Хуссейн тоже. Я не такой, как они.
– Ясно.
– Прости. Мне правда стыдно.
Сухраб улыбнулся, на этот раз без прищура, скорее вопросительно. И я понял, что он со мной честен.
– Все в порядке. Я просто неправильно все воспринял, вот и все.
– Нет. – Сухраб сжал мое плечо. – Я вел себя очень грубо. И теперь прошу у тебя прощения. Ты дашь мне еще один шанс?
Мне казалось, что я сначала ошибся насчет Сухраба.
Но что, если нет?
Может быть, нам с Сухрабом и правда суждено стать друзьями.
Такое вполне возможно.
– Хорошо.
Сухраб просиял, и его улыбка снова превратилась в прищур.
– Мир?
Я тоже улыбнулся.
Невозможно было этого не сделать.
– Мир.
Грехи отца
Иногда мы что-то знаем просто так, без необходимости проговаривать это вслух.
Я знал, что мы с Сухрабом станем друзьями на всю жизнь.
Иногда такие вещи слишком очевидны.
Я знаю, папа хотел бы, чтобы я был больше на него похож. Наши проблемы не ограничивались только его отношением к моим волосам и моему росту. Его не устраивало буквально все: одежда, которую я выбираю для школьных фотографий, бардак в моей комнате, даже то, как невнимательно я отношусь к инструкциям к наборам «Лего».
Стивен Келлнер твердо верил в четкие инструкции, приложенные к наборам. Их подготовил прилежный инженер-профессионал из компании «Лего». Изобретение собственных моделей приравнивалось к архитектурному богохульству.
Что еще я точно знал: моя сестра Лале появилась на свет не случайно.
Многие так считают, потому что она на восемь лет меня моложе и мои родители «не планировали больше иметь детей». Мерзкая фраза, если так подумать. Но она родилась не случайно.