Несмотря на свои собственные строжайшие представления о правильном рационе, Стивен Келлнер настаивает, что для детей в Хэллоуин нет сладости лучше, чем чашечки «Ризис» с арахисовой пастой.
По крайней мере, изюм мы детям никогда не раздавали, и то хорошо.
– Что ты тут ищешь, Дарий? – В дверном проеме стояла мама, бережно держа в руках две чашки чая. Обычные стеклянные чашки с золотым ободком и без ручек. Такими пользовались многие Настоящие Персы, но у меня этот трюк никогда не проходил. Я постоянно обжигал пальцы.
– Компьютер. Думал, может быть, мы с папой можем на нем «Звездный путь» посмотреть.
– Скорее всего нет, здесь же в интернете действует цензура.
– Ой.
Мама села на диван и похлопала по подушке рядом. Я взял у нее свой чай, но быстро поставил чашку на кофейный столик, пока до волдырей не сжег себе пальцы.
– Так что? Как тебе в Йезде?
– Ну. Тут все совсем по-другому. Но не настолько, насколько я себе представлял.
– Правда?
– Да. Ну, то есть не как в «Аладдине», ничего подобного.
Мама рассмеялась.
– И еще это вполне современное место. У Сухраба вон даже айфон есть.
Мама отхлебнула чаю и довольно выдохнула. Она пробежалась пальцами левой руки по моим волосам и стала рассматривать Картинную Галерею Семьи Бахрами, пока не нашла фотографию с вечеринки по случаю моего десятого дня рождения.
– Твои волосы, – произнесла она.
Когда мне было десять, я решил, что хочу прическу как у лейтенант-коммандера Дейта, андроида, старшего оперативного офицера «Энтерпрайза». Каждое утро мама помогала мне высушить феном волосы, идеально ровно зачесать их назад и намазать гелем так, чтобы они стали жесткими, как велосипедный шлем.
– Образ андроида не очень мне подходил.
Мама рассмеялась.
– А как мы будем справлять твой день рождения в этом году?
– Ну. Даже не знаю.
У меня день рождения второго апреля, как раз накануне нашего отъезда из Ирана.
По маминым рассказам, я хоть и родился второго апреля, схватки у нее начались первого, то есть в День дурака.
Когда отошли воды и мама сказала об этом отцу, он решил, что она шутит.
Пока она не пошла одна к машине, папа так и не понимал, что все уже началось.
Иногда мама говорит, что я ее первоапрельская шутка.
Я знал – и об этом ей не обязательно было говорить вслух, – что она даже не представляла, как меня ранят такие слова.
Когда я принес чашку/стакан в кухню, Бабу стоял у открытого шкафчика.
– Дариуш. Что это? – Он достал баночку с дарджилингом первого сбора с кодом FTGFOP1 и потряс ею.
– Это вам подарок. За гостеприимство.
– Это чай? – Дед открыл крышку и посмотрел внутрь. – Но это не персидский чай. Я научу тебя готовить настоящий персидский чай.
Я уже знал, как проклинать персидский чай с добавлением ада.
– Э…
– Иди сюда, Дариуш. – Бабу взял почти пустой чайник и вылил остатки в раковину. – Сейчас мы с тобой свежий заварим.
Бабу один раз сполоснул чайник и с силой поставил его на стол передо мной. Я почувствовал покалывание в затылке.
Самым унизительным моментом в моей жизни стал тот, когда мою крайнюю плоть сравнили с тюрбаном. Но теперь, когда меня обучали завариванию персидского чая, который я дома завариваю уже примерно сто лет кряду, я испытывал весьма сходные чувства.
– Вот так мы кладем в чайник чай, – сказал дед и набрал чай из вместительной банки из матового стекла. Листья были черными, короткими и заостренными, но от них исходил очень мощный аромат. В основном он пах бергамотом, такой цитрусовый запах, но было в этом запахе что-то еще. Что-то, что я не сразу смог распознать. Такая землистая нотка, немного похожая на запах ступней (но не чипсов со вкусом соуса ранч), что-то вроде аромата влажного грунта на клумбах у входа в школу Чейпел-Хилл.
Я наклонился над чайником, чтобы получше принюхаться, но Бабу оттолкнул меня.
– Что это ты делаешь? Чай надо пить, а не нюхать.
– Ну…
Чай – по крайней мере хороший – нюхать тоже можно.
Когда я брал уроки чайного каппинга в «Роуз Сити Тиз», нам всегда советовали нюхать чайные листья и до, и после заваривания. Хотя, конечно, признаться в том, что я когда-то брал такие уроки, я так и не смог. Чарльз Апатан, управляющий магазина «Чайный рай» в торговом центре «Шоппс» в Фэйрвью-Корте, назвал бы это чистым «элитизмом».