– Всегда готов.
Ардешир Бахрами за баранкой оказался чистым безумцем.
В салоне не было никаких поручней (папа называл их «о-черт-поручнями», хотя был категорически против ярких метафор), поэтому я схватился за сиденье под собой в надежде ненароком не расплющить Сухраба или Лале всякий раз, как Бабу неожиданно сворачивал в переулок.
Мама и Маму, несомненно, успевшие привыкнуть к стилю вождения Бабу, по инерции покачивались вместе с движениями Чадмобиля. А вот Стивен Келлнер, обожавший водить свое Немецкое Авто на небезопасных скоростях, чувствовал себя как дома, на каждом повороте наклоняясь в соответствующую сторону всем телом, как это делают водители гоночных машин.
Когда мы выехали на шоссе, улицы были почти пусты, но Бабу рулил так, будто ежесекундно уходил от неприятельского огня, осуществляя один маневр уклонения за другим.
Наверное, это тоже такое Правило Персидского Этикета.
Как я уже сказал, до Персеполя было около шести часов езды.
Ардешир Бахрами управился за четыре с половиной.
Когда мы наконец припарковались, моему телу пришлось сначала приспосабливаться к скоростям ниже скорости света, и только после этого я смог не без труда выбраться с заднего сиденья Чадмобиля и пойти следом за Сухрабом к кассам.
Мне кажется, кассы – это такая константа вселенной. Не важно, куда вы хотите попасть, на руины Персеполя (Сухраб постоянно называл их Takhte Jamsheed, или Трон Джамшида) или в Центральный розарий в Портленде. Однажды, когда люди колонизируют Марс, они немедленно установят кассы для желающих увидеть гору Олимп.
Настоящую. А не дымящуюся воронку на месте моего недавнего прыща.
Бабу сердито взглянул на кассира и пустился в спор по поводу цены входного билета. Всегда торгуйся по поводу цен – так звучало еще одно Правило Персидского Этикета. Я наблюдал его в действии и раньше, когда ходил вместе с мамой в персидский магазин в Портленде.
Лале почти всю поездку спала, прислонившись лбом к гудящему и дрожащему стеклу.
Мне было даже немного стыдно за это.
Но сестра проснулась свеженькой и c огромным нетерпением ждала, когда можно будет войти через ворота и все вокруг исследовать. Она постоянно вертела в руках и наматывала на пальцы кончики своего мягкого желтого головного платка. Он был украшен узором из подсолнухов.
– У тебя очень красивый платочек, Лале, – сказал я и взял ее за руку, чтоб она перестала суетиться и нервничать.
Лале сжала мою руку. Мне очень нравилось, как ее ладошка аккуратно умещалась в моей.
– Спасибо.
Бабу все еще торговался, но тут к нему подошла мама и прошептала что-то на ухо. Бабу покачал головой, но мама в тот же миг подсунула под стеклянную перегородку кассы пачку банкнот, и Бабу не успел ее остановить. Кассира, кажется, встревожила прямота мамы, но он отдал Бабу наши билеты и утер со лба пот.
Ардешир Бахрами был просто лютым переговорщиком.
– Идемте, – сказал он и взял Лале за вторую руку. Чтобы поспеть за ним, сестре пришлось отпустить мою ладонь.
Лале хотела заглянуть в абсолютно каждую палатку на базаре, который расположился между кассой и входом в развалины, но Бабу умудрился удержать ее с помощью каких-то хитрых маневров. Очевидно, его навыки уклонения на дороге распространялись и на ситуации, когда необходимо было увести Лале подальше от потенциальных отвлекающих факторов.
– У твоей сестренки столько энергии, – произнес Сухраб.
– Да. Слишком много.
– Ты хороший брат, Дариуш.
Я не знал, правда ли это, но было приятно, что Сухраб обо мне такого мнения.
Развалины скрывались за деревьями. Мы поднимались на холм по тропинке, сделанной из высветленных солнцем дощечек. Впереди нас Лале вывернулась от Бабу и опрометью побежала к крошащейся каменной арке, которая стоит на этом месте несколько тысяч лет. Мы с Сухрабом вынуждены были припустить, чтобы поспеть за ней.
Несмотря на то что кругом зеленели деревья и ухоженные лужайки, сам Персеполь был сух и коричнев. Каменные колонны тянулись к солнцу, их поверхности были оглажены ветром и временем. Чтобы увидеть верхушки, мне приходилось вытягивать шею, но яркость неба так била в глаза, а солнце успело подняться так высоко, что я начал чихать.
– Ого, – произнес я, когда снова обрел дар речи.
Папа остановился рядом со мной.
– «Ого» так «ого». Только посмотри.
Некоторые колонны были разрушены. Другие покрылись трещинами, но все еще стояли, окруженные баррикадой из оргстекла, которая ограждала их от прикосновений туристов. Некоторые уже испытали крушение с непоправимыми последствиями: на рыхлой каменистой земле лежали всеми забытые и покинутые громадные коричневые обломки. В некоторых затененных уголках из земли прорастали пучки травы, но в целом развалины производили впечатление места высохшего на солнце и пустынного.