Как я мог предугадать, что у меня в Иране появится друг?
Сухраб достал небольшой сверток, завернутый в рекламные страницы иранской газеты. Он пытался отдать его мне в руки, но тут я вспомнил подходящее Правило Персидского Этикета.
– Я не могу его принять, – сказал я.
Это был не просто таароф.
Я чувствовал себя невыносимым эгоистом.
– Прошу.
– Нет, правда.
– Ну же, Дариуш. Не надо таарофа.
Он ткнул свертком мне в грудь.
Сопротивление было бесполезно.
– Ладно, Сухраб. Спасибо.
Я распаковал подарок, и в руки мне скользнула гладкая белая футболка. Это была футболка игрока сборной по соккеру/неамериканскому футболу с зеленой полосой через плечо, красной – на груди и едва видным силуэтом головы гепарда на животе.
– Ого, – произнес я. Гладкая ткань выскальзывала из пальцев, пока я рассматривал логотип на груди.
– Это футболка национальной сборной Ирана, ее называют Team Melli. Такая форма была у них на чемпионате мира.
Я надел футболку прямо поверх своей повседневной рубашки по-ирански – из-под низу торчал ее воротник, – но я все равно почувствовал себя настоящим иранцем. Даже при том, что изображение головы гепарда растянулось у меня на животе.
– Мне очень нравится, – сказал я. – Спасибо.
Я пару раз моргнул, потому что не хотел, чтобы Сухраб заметил, как мое настроение совершает Маневр Гравитационной Рогатки. Я знал, что футболки сборной по соккеру/неамериканскому футболу были недешевыми. Сухраб мог бы потратить эти деньги на новые бутсы, но вместо этого решил подарить мне футболку.
– С тобой все в порядке, Дариуш?
– Да. Да. – Я еще раз моргнул. – Просто это такой замечательный подарок. – Я почувствовал себя своим. – Я тебе ничего не подготовил. Прости, Сухраб.
Сухраб улыбнулся и сощурился.
– Не надо просить прощения. Я хотел сделать тебе сюрприз.
В дверном проеме появилась мама Сухраба с камерой в руках.
Я воспользовался тем, что он отвлекся, чтобы вытереть глаза и тихонько шмыгнуть носом.
– Сухраб! Ты подарил ему футболку.
– Да, маман.
– Мне она так нравится. Спасибо, ханум Резаи.
– Это все идея Сухраба.
– Отличная идея. – Я посмотрел на него.
Мама Сухраба подняла камеру. Сухраб обнял меня за плечо и заулыбался в объектив.
– Один. Два. Три, – произнесла она на фарси.
Я попытался улыбнуться, но, наверное, больше было похоже, что я удивлен. Или что у меня запор.
Никогда никто не обнимал меня за плечо так, как Сухраб. Как будто в том, чтобы вот так себя вести с другим парнем, не было ничего необычного. Как будто именно так друг с другом и ведут себя друзья.
У Сухраба в душе не было стен.
Это мне в нем очень нравилось.
Ханум Резаи щелкнула и решила проверить, что получилось. Она откинула голову и взглянула на экран поверх очков.
– Отлично!
– Спасибо, – снова сказал я. – Большое.
– Сухраб знал, что подарок тебе понравится.
Она сощурилась, улыбнувшись мне, и ускользнула в коридор.
Сухраб все еще стоял рядом со мной и похлопывал меня по плечу.
– Это самый лучший подарок в моей жизни.
Сухраб снова сжал мое плечо и потрепал меня по голове.
– Я так рад, что он тебе понравился, Дариуш.
Мы сели ужинать на закате солнца.
Наша семья пост не соблюдала, но Маму не хотела ставить в неловкое положение Сухраба и его маму. Махваш Резаи (как моя мама называла ее) так все нахваливала, что мне в какой-то момент показалось, что Маму бросит в нее лопатку для риса, чтобы та перестала болтать.
На всех Бахрами (и двоих Резаи в придачу) в доме не хватило столов и стульев, поэтому мы стояли вокруг одного большого стола, держа в руках тарелки и умудряясь как-то есть. Лале проигнорировала подливки и рис и сразу перешла к миске с маринованными огурцами, которые проглатывала целиком, как шоколадные батончики.
– Дариуш-джан, а тебе что, не нравится хиар? – поинтересовался дядя Джамшид.
– Ну. Не очень. – Я не понимал смысла так готовить огурцы. Вкус был не так уж плох, но их скользкую текстуру я спокойно выносить не мог.
– Не такой уж ты и перс, – ответил дядя. – Не то что Лале.
Я опустил голову и увидел, что все еще стою в футболке иранской сборной, надетой поверх своей рубашки.
Я никогда за всю свою жизнь не чувствовал себя настолько персом, как сейчас, но этого все равно было недостаточно.
– Ты больше похож на отца. Он тоже их не любит, – сказал дядя. Потом подцепил себе огурчик и куда-то ушел.
Отец был на кухне. Он бойко отправлял в посудомоечную машину входящий поток тарелок.
Я сполоснул свою и начал помогать отцу с горой, скопившейся в раковине.