Интересно, сколько еще всего я упустил? И сколько мне еще предстоит упустить?
Я не понимал Бабу, даже не уверен, что он мне нравился, честно говоря, но я не хотел, чтобы он умирал.
Скоро еще одним Бахрами станет меньше.
– Дариуш-джан, сходи к ханум Резаи и попроси ее захватить с собой побольше зелени, когда они с Сухрабом к нам пойдут.
– Хорошо.
Госпожа Резаи открыла дверь даже раньше, чем я позвонил. Она убрала волосы от лица и накрутила их на бигуди. Теперь, когда был открыт лоб и брови немного приподнялись из-за натяжения волос, она еще больше напоминала мне клингонского воина, готовящегося к битве.
– Алла-у Абха, Дариуш-джан, – сказала она и пригласила меня в дом. – Заходи. Сухраб там на заднем дворе.
– Э… Алла-у Абха. – Улыбка госпожи Резаи стала еще шире, и я обрадовался, что решился поздороваться привычным ей способом, несмотря на то что не принадлежал к бахаи. – Бабу попросил вас взять с собой побольше зелени. Если возможно.
– Да, разумеется. Твоя бабушка готовит лучший в мире челоу-кебаб.
Я надеялся, ее не оскорбит, что на этот раз к приготовлению челоу-кебаба приложил руку Стивен Келлнер. Клингонцы печально известны своей привередливостью во всем, что связано с едой.
Пока госпожа Резаи разбиралась, какую зелень взять с собой, я пошел к Сухрабу на задний двор.
Он пинал мяч для игры в соккер/неамериканский футбол, босиком и без футболки. Пот проступал на висках возле коротко подстриженных волос и на загривке. Он махнул мне, когда я появился в дверях, и сложил руки на голове в «кобре проигрыша». Его плоская грудь поднималась и опускалась вновь и вновь, и мышцы на животе напрягались в такт дыханию.
Я знал, что, если подойду ближе, мощная волна термального излучения спалит меня дотла.
– Привет, Дариуш, – сказал он и сощурился, хотя сам еле дышал.
– Привет. Что делаешь?
– Отжимаюсь. Приседаю. Бегаю с ускорением. Делаю зарядку.
– Ого.
Как я недооценивал преданность Сухраба соккеру/неамериканскому футболу.
Возможно, и мне нужно было тренироваться.
Сухраб дышал и щурился, щурился и дышал.
Я чихнул.
– Бабу попросил меня напомнить твоей маме принести сегодня зелени. К челоу-кебабу.
– Маму готовит лучший челоу-кебаб! Я всегда просто объедаюсь.
– Я тоже, – отозвался я. – Ну, то есть когда мама с папой его готовят.
Сухраб прижал правую ступню к левой и почесал ее тыльную сторону большим пальцем. Тишина повисала между нами душным грузом. У меня начали разогреваться уши, предвещая скорую повышенную боевую готовность.
Сухраб сглотнул. Небольшая ямка на ключице темнела на фоне его сияющей кожи.
– Хочешь немного поиграть?
Он прекрасно знал, как прервать это молчание.
– Да.
Все говорили чистую правду: Фариба Бахрами действительно готовит лучший челоу-кебаб на свете.
А может быть, даже во всем Альфа-квадранте.
Мы ужинали в тени фиговых деревьев Бабу, столпившись вокруг карточных столов или присев на выступы вазонов для дедушкиных трав. В отличие от сада семьи Резаи сад Бабу не зарос свежей мятой, но это был только вопрос времени.
Сопротивление бессмысленно.
На каждом столе стояли корзины зелени: петрушка, водяной кресс, тархун, базилик и мята, перья зеленого лука, свежий редис, чьи плоды были вырезаны в форме цветов. Здесь же лежали дольки лимона, чтобы выдавливать сок на мясо, и стояли маленькие блюдца, до краев наполненные рубиновым сумахом, которым можно было посыпать буквально все.
Предполагается, что сумах помогает переваривать пищу, и это прекрасно, потому что я не знаю ни одного Перса, Частичного или нет, кто бы не переедал, когда на стол подавали челоу-кебаб.
– Я же говорил, – сказал Сухраб и ударил меня по плечу. – У твоей бабушки получается лучше всех.
– Да.
Ложкой я отломал небольшой кусочек кебаба. Из всех персидских блюд кебаб, возможно, выглядит самым подозрительным образом, даже подозрительнее, чем фесенджан. Каждый кебаб имеет форму мягкого коричневого бревнышка, которое блестит от масла и жира и имеет ямки в тех местах, где папа прищипывал фарш, чтобы он держался на вертеле.
Глубокий намек на кое-что непристойное.
Моя двоюродная сестра Назгол, которая на самом деле была Призраком Кольца, сидела в тот день рядом со мной, наблюдая, как Лале резала кебаб и подкладывала себе в рис помидоры, жаренные на гриле. Назгол повернулась ко мне и положила в рот лепесток цветка, вырезанного из редиса.
– Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Это же полезно. Вот. – Она попыталась просунуть кусочек редиса между моих губ, но я рассмеялся и отвернулся.
– Не надо, Назгол-ханум, – сказал Сухраб. – Оставь его в покое.