Назгол пожала плечами и предложила редиску Лале, которая быстро закинула ее в рот и вся сморщилась.
Сухраб наблюдал за тем, как давится Лале. Он поймал мой взгляд и усмехнулся.
– Спасибо, – сказал я. – Я пойду еще возьму. Хочешь?
– Мерси, Дариуш. – Он снова сощурился, а потом сказал: – Может, чуть-чуть.
– Ладно.
Я взял обе наши тарелки в кухню, где все доступные поверхности были заставлены блюдами с кебабами и рисом. Когда ужин закончится, стопки тарелок будут еще выше, чем гора, которую мы с мамой перемыли после Навруза.
Вечеринка с челоу-кебабом – довольно-таки дерзкая затея.
Пока я зачерпывал себе риса с шафраном, папа накладывал в свою тарелку еще одну порцию овощей. На этот раз он никак не прокомментировал мой выбор еды, хотя вторая порция риса – это классический изъян рациона. Он был слишком занят выслушиванием советов и критики в отношении приготовления кебабов от всех мужчин семьи Бахрами.
– Нужно подгадать количество соли. Это очень важно, – сказал дядя Джамшид.
– Прищипывай лучше, а то с шампура упадут, – сказал дядя Сохейл.
– Проверь, чтобы гриль был достаточно горячим, – сказал Бабу. – Но не слишком раскаленным.
Мне было почти жаль папу.
Почти.
Я ловил его взгляд, чтобы понять, нужна ли ему моя помощь.
Но папа улыбнулся мне и повернулся к Бабу.
– Мне нравится обмазывать пальцы растительным маслом, а не водой, – сказал папа. – Фарш не так сильно прилипает. Хотя пятен, конечно, больше.
Мужчины семьи Бахрами кивнули в знак одобрения.
Я ему не завидовал.
Честно.
Место моего отца тоже пустовало.
Возможно, он уже понял, как его заполнить.
Такое вполне возможно.
Сверхскопление Девы
Когда столько персов собираются в одном месте, их количество неизбежно достигает критической массы, и они начинают играть в «Грача».
На этот раз Бабу играл в одной команде с дядей Сохейлом, а папа – с дядей Джамшидом.
Я не мог понять, как можно играть в «Грача» столько, сколько играл Ардешир Бахрами.
Иногда я замечал, что он играет даже в постели, с самим собой: раскладывает карты на одеяле и придумывает ходы и ответные ходы воображаемых оппонентов и воображаемых товарищей по команде.
Я нашел местечко в уголке и наблюдал, как мужчины семейства Бахрами – и Стивен Келлнер – начинают делать ставки.
Как ему это удавалось?
Как он мог так легко и просто к ним присоединиться?
– Дариуш, – сказал Сухраб. – Ты подвис?
– А?
– Ты говоришь, что тебя иногда заклинивает. И ты думаешь о чем-то грустном.
– А. – Я сглотнул и потянул за завязки на толстовке. – Ничего особенного.
– Эй, слушай. – Сухраб поднял меня на ноги. – Я больше не позволю тебе подвисать. – Он повел меня к столу, за которым сидели Парвиз и Навид, сыновья дяди Сохейла. Парвизу было двадцать три, Навиду – двадцать один, и по возрасту они были мне ближе всех, если не считать Назгол, девятнадцатилетней назгул.
– Дариуш, – сказал Парвиз. Его голос был звучным и густым, как мягкое арахисовое масло. Акцент почти не проявлялся, только в резкости гласных и рисунке предложений, как будто во всем, что он произносил, таился вопрос. – Как так вышло, что ты никогда не рассказывал нам, что играешь в футбол?
– Ой. Э…
– Сухраб сказал, что ты здорово играешь.
Я изо всех сил сдерживал улыбку.
– Это правда. Вам надо посмотреть.
– Не так уж и здорово.
– Нет, здорово! Ты бы слышал, что сказал Али-Реза. Он так разозлился, говорил, мол, это нечестно, я никогда в жизни больше не стану играть против вас двоих.
Парвиз фыркнул:
– Ты все еще с ним играешь?
– Я думал, он переехал, – добавил Навид.
Голос Навида был глубоким, как у его матери. Он унаследовал ее изящные изогнутые губы и длинные темные ресницы Маму. У меня тоже бабушкины ресницы, из-за которых меня часто дразнят в школе.
Хотя, если честно, они мне нравятся.
Правда.
– Он собирался переезжать в Керман, – сказал Сухраб. – Но его отец потерял работу, и ему пришлось остаться тут.
По-моему, Али-Реза был полным дебилом, образцовым воплощением Бездушного Приверженца Господствующих Взглядов, но я все равно испытал к нему жалость.
Оказалось, что и у Али-Резы есть Проблемы по Отцовской Части.
Сухраб дал Парвизу и Навиду подробный отчет о нашей последней игре. Он представил меня в куда лучшем свете, чем было на самом деле, замалчивая пасы, которые я пропустил, и преувеличивая значение всех ударов, которые я отразил.
Становилось все сложнее сдерживать улыбку.
Я чувствовал себя трехметровым великаном.
– После игры Али-Реза никак не мог остановиться, все жаловался и жаловался. Мне Асгар рассказал. Али-Реза говорил, мол, да они в Америке даже в футбол-то не играют.