– Никогда такого не видел, – признался Милит. – Не скажу, что на лицах людей написана нежная любовь к эльфам, но ненависть тоже не написана. Может, и правда есть у нас возможность жить рядом, а люди?
– У нас с тобой – вряд ли, – пробормотал шут. Милит засмеялся. Весело им. Ведут себя как молодые петухи. Лена демонстративно взяла шута под руку и, конечно, наткнулась взглядом на советника. Что его так беспокоит облико морале Светлой?
Весь день они провели на воздухе, и только когда начало темнеть, Лена и шут вернулись в дом, а Маркус с Карисом остались с какой-то веселой компанией. Двери в комнаты советника были плотно закрыты, а вот в комнате мужчин сидела женщина средних лет, довольно полная, похожая на учительницу младших классов. Шут замер. Увидев их, женщина приветливо улыбнулась:
– Ваш сосед позволил мне обождать здесь. На улице все же холодновато. Ну, здравствуй, сестра. Здравствуй и ты, полукровка.
На ней было черное платье – точно такое же, какое висело на крючке в комнатке Лены. Она надела сегодня серое шерстяное платье, чтобы поменьше узнавали на ярмарке. Это была Странница. Лена немножко растерялась. Она совершенно не знала, что делать.
– Здравствуй, Светлая, – неохотно произнес шут. Спохватившись, Лена тоже поздоровалась.
– Ты не приготовишь нам чаю, полукровка? – попросила женщина. – Здесь есть и вода и травы, но я не решилась хозяйничать.
Шут кивнул, снял с огня чайник и занялся священным ритуалом заваривания: почему-то здесь травы засыпали в кипяток поочередно. Правда, получалось вкусно. Лена сбросила плащ и села напротив Странницы. Та снова улыбнулась.
– Я рада тебя видеть, сестра. Ты ведь сделала первый шаг на Пути, да? Как тебя здесь зовут?
– Делиена.
Только не Лена. Лена – это для шута.
– А твое истинное имя тоже означает «свет»?
– Да. Говорят, это обычное дело.
– Верно. Мне это до сих пор кажется удивительным. Мне хотелось бы с тобой поговорить. Полукровка, ты позволишь мне поговорить с сестрой наедине?
– Нет, – коротко откликнулся шут. Странница явно не ожидала такого ответа, да и Лена, признаться, тоже.
– Он решает за тебя? – удивилась Странница.
– Ты меня спросила, Светлая, – сухо сказал шут, – а не ее, и ответил тебе я, а не она.
– Вот как… Хорошо. Сестра, я бы хотела поговорить с тобой наедине.
– Нет, – почему-то ответила Лена, – у меня нет секретов от него… сестра.
– Он твой мужчина?
– Да. А разве нельзя?
Она засмеялась.
– Ну что ты, почему же нельзя? Можно и даже нужно! Мы живые женщины, нам тоже хочется мужского внимания и мужской любви. Только стоит помнить, сестра: мы не нравимся мужчинам и не вызываем в них желания, зато пользуются они нами с удовольствием.
Шут окаменел. Лицо стало совершенно неподвижным. Он с трудом проговорил:
– Вам действительно лучше поговорить наедине, – и быстро вышел, Лена не успела его остановить и только растерянно посмотрела вслед.
– Не переживай, сестра, он обязательно вернется, – улыбнулась Странница. – Ты вправе выбрать себе любого мужчину, и поверь мне, ни один никогда не откажет. Ты сделала хороший выбор: он молод, симпатичен и силен.
– Почему ты считаешь, что он мной пользуется? – агрессивно спросила Лена.
– Потому что ты старше его, ты некрасива, хотя и довольно мила… впрочем, как и все мы. Но ты даешь ему жизненную силу, которой ему хватит на много лет. Даже полукровка не откажется прожить на двадцать лет дольше. Ты ничего о себе не знаешь, сестра. А люди не скажут, даже если и знают.
– Скажи ты.
– Для этого я и пришла. Ты по незнанию совершила очень серьезную ошибку. Нет, я не имею в виду полукровку, успокойся. Ты нарушила Равновесие. Ты привела в мир Владыку эльфов, и мне даже представлять не хочется, к какой катастрофе это может привести. Не надо пугаться. Все мы делаем ошибки, особенно поначалу. Очень трудно научиться не вмешиваться в естественный ход вещей. Всегда хочется кому-то помочь, а кого-то покарать. Ты научишься. У тебя еще все впереди.
Тетка прямо лучилась доброжелательностью, и что самое страшное, вызывала в Лене доверие. Она чувствовала явное родство с этой заурядной толстушкой, а уж о Равновесии и сама не раз думала.
– Для чего же мы приходим в мир, если не имеем права вмешиваться?
– Почему же не имеем? Мы имеем все права. Не стоит вмешиваться – вот и все. Вмешательство может привести к тому, что в следующий раз, когда ты придешь в этот мир, он изменится до неузнаваемости. Возможно, в нем не останется людей.
– Как в Трехмирье не осталось эльфов, – сердито сказала Лена. – Тоже нельзя вмешиваться?
– Можно. Ты можешь делать все, что считаешь необходимым. Больше того: ты можешьсделать. Ты можешь изменить мир. Причем очень просто: дав свою силу человеку, который готов мир изменить. Или эльфу.
– Ну знаешь, если ты о Владыке, у меня просто не было выбора.
– Был. Ты могла отказать ему.
– И эльфы убили бы моих друзей.
– Но сохранилось бы Равновесие.
Лена встала, походила по комнате, зло пнула свернутую постель.
– Для чего мы приходим в мир? Чтобы ничего не делать? Чтобы ходить и благостно улыбаться всем и никому, позволяя разбойникам убивать детей, а людям – жестоко казнить эльфов за неправильную форму ушей?
– История жестока. Сколько цивилизаций исчезло без следа? Вспомни школьный курс истории. Ты ведь образованная женщина из развитого мира, как и все мы. Не знала? Нам нет места в наших мирах. У вас развита техника, наука, вы плаваете под водой и летаете в воздухе. Но нет магии. Только не спрашивай меня, что такое магия, я понятия не имею. Когда меня выбросило в мир магии, я растерялась, как и ты, несколько раз пыталась вернуться, а потом вдруг подумала: а зачем? Что меня держит? Детей у меня нет, мужа нет, подруги погорюют да перестанут…
– У меня родители…
– Это жизнь, сестра. Ты ведь не хочешь возвращаться к ним. И не возвращайся. И поверь: они утешатся легче, чем ты думаешь. Такова уж наша особенность: нас легко забывают даже самые, казалось бы, родные люди. Моя родная сестра не вспоминала обо мне через полгода. Словно меня никогда и не было. Знаешь, как мне было обидно поначалу… А потом я увидела, как радуются люди моему появлению – люди, эльфы, гномы.
– А также хоббиты и орки, – буркнула Лена.
– Таких не видела. Но и они бы радовались. Понимаешь, наши слова, наши чувства имеют силу реальности. Ты сгоряча пожелала фермеру, чтоб у него корова сдохла, – и корова непременно сдохнет. Ты пожелала ему хорошего урожая – и у него обязательно будет хороший урожай. Только если твое пожелание искренне. Любое, независимо от того, добра или зла ты желаешь.
– Проклятие Светлой?
– Это страшная сила. Действительно, страшная. Это может повлечь стихийное бедствие невиданной мощи, или моровую болезнь, или опустошительную войну. Хотя бы техногенных катастроф здесь не бывает.
– Трехмирье случайно не Светлая прокляла?
– Я не знаю. А оно проклято? Может быть, и одна из наших сестер.
– А как же Равновесие? – съязвила Лена. Странница разлила чай по кружкам и грустно вдохнула.
– Мы уходим из мира и возвращаемся в него. Мы видим, что происходит в течение лет, десятилетий, столетий. И видим, что нарушается Равновесие. Может быть, так было и с Трехмирьем.
– Там не осталось ни одного эльфа, – сообщила Лена. – Чисто антропогенная катастрофа, ты не находишь?
– А до этого там не осталось ни одного гнома, и это тоже антропогенная катастрофа, – согласилась Странница, – и люди там подвержены массовому безумию. Может быть, именно это и стало причиной проклятия.
– А почему бы не благословить мир, в котором что-то идет не так, как должно? Потому что проклясть – легче? Потому что ненависть ярче любви?