– Да тише вы! – прикрикнул он на девчонок. – Не все сразу! Где Ирэна?
Слова его девушек только подстегнули, раззадорили.
– А нет ее!
– Смотри ты, еще спрашивает!
– Сами у тебя узнать хотели!
– Так ее же увели!
– Увели? – Глеб почувствовал, как противный холодок прополз по спине. – Кто увел? Куда?
– Как куда? К тебе она пошла.
– Ко мне? – Глеб совершенно ничего не понимал. – Что значит, ко мне? Ну-ка, давайте по порядку. И по очереди, по одной!
– Вышли мы из института все вместе, - начала одна из девушек, – и тут к ней подходит какой-то молодой человек. Интересный такой, симпатичный. В драповом пальто, в коричневом.
– Да не в драповом вовсе! – заспорила другая.
– Господи! Мне ли не знать? – стояла на своем первая. – В драповом.
– Да нет же, не в драповом!
Не выдержав, Глеб сделал решительный жест рукой в сторону спорщицы:
– Все! Тихо! – и повернулся к рассказчице: – Продолжай!
– Я и говорю, – надулась девушка. – Подходит к ней парень, в драповом пальто, и спрашивает: Вы Ирэна? Она – да. Он говорит, что, мол, с Глебом, с тобой, то есть, плохо, и что ты просил ее прийти. Она побледнела вся и побежала за ним. Все, больше мы ее не видели.
– А ты вот он, собственной персоной. Живой, здоровый, целый и невредимый! – вновь вступила спорщица. – Хорошенькие же у тебя шутки!
Глеб опять нетерпеливо махнул на нее рукой, заставив замолчать.
– Как он выглядел, тот парень? – спросил он.
– Ой, он здоровенный, что твой шкаф двустворчатый. Плечи – во! Морда лица тоже вроде ящика бутылочного в ширину. Это я соврала, что он симпатичный.
– Ну, да, челюсть тяжелая, квадратная. Красавчик…
– Взгляд тяжелый такой, серьезный…
– Но зато кудрявенький такой, не то, что ты… Рыжий.
– А что это ты все выспрашиваешь, словно сам не знаешь?
– Снова проверка наблюдательности?
– Ой, а чего это ты побледнел? Глеб, ты что?
Не ответив, Глеб махнул рукой и, повернувшись, не помня себя, бросился прочь. В голове билась, шипела, словно бенгальский огонь, и разбрасывала искры одна назойливая мысль, но он никак не мог ее ухватить. Ноги его скользили и разъезжались по снежному насту на неочищенных тротуарах, которые не успевали приводить в порядок дворники, и прохожие испуганно шарахались от него в стороны, а постовой засвистел ему вслед, когда он перемахнул через улицу на красный свет – он ничего этого не замечал. Опомнился более-менее он уже около института, где, конечно же, не оказалось ни Ирэны, ни того парня с мордой ящиком. И только тогда он понял, что гнело его, про что была та мысль.
«Где же теперь мне искать ее?» – озвучил он, наконец, свою шипящую мысль и, поняв, что не знает ответа, застонал от отчаяния.
Где был он потом, в какие места попадал, в какие двери стучался – он не помнил. Но до дома он добрался лишь глубокой ночью. Не зажигая света, натыкаясь на мебель, ощупью он нашел свою кровать и без сил рухнул на нее замертво. Санька что-то пробормотал из своего угла – он не разобрал, что. Лишь теперь почувствовал, на сколько он измучен. Хотел сосредоточиться и обдумать все, как следует, но, словно подушка упала на лицо, опрокинулся в забытье.
Проснулся Глеб ранним утром, когда по пустынным улицам, пробуя рельсы, разгонялся первый трамвай, а заспанные дворники застучали своими скребками по тротуарам, пытаясь сбить-таки с них ледяной панцирь. Наспех умывшись, он помчался к общежитию. Можно было позвонить, но ему хотелось узнать все лично. На стук его долго никто не открывал, но вот где-то в глубине здания зажегся свет, послышались шаркающие, неимоверно медленные шаги, и в окно выглянуло помятое, заспанное лицо вахтерши. Проскрежетал ключ в замке, и дверь приоткрылась на ширину носа. Носа вахтерши.
– Ну, что тебе понадобилось в такую рань? – недовольно спросила она.
Эту дежурную Глеб не знал, поэтому, боясь, как бы она не захлопнула сразу дверь, он заторопился.
– Мне Ирэну, из сто тридцать первой комнаты, срочно! Будьте так добры!..
Но, видимо, ни о какой доброте не могло быть и речи. Не время было для доброты.