Сердце Глеба сжалось от догадки и узнавания, и рванулось вперед.
– Стой! – почему-то снова закричал Глеб и, в три рывка вырвав ставню, вышиб плечом раму. В облаке осколков, со звоном и грохотом ввалился он в комнату. Что-то теплое потекло по его лицу, он, не замечая боли, отерся ладонью, мельком заметив, что она стала красной. «Кровь, порезался» – автоматически сработал мозговой регистратор событий и состояний.
В противоположном, скрытом до этого момента от Глеба углу комнаты застыли в нелепых позах двое мужчин. Тот, что помладше, но повыше и шире в плечах, показался Глебу знаком, но размышлять над этим, а, тем более, предаваться воспоминаниям, у него не было времени. От слова совсем. Потому что он знал, что эти двое не пошутить здесь собрались за праздничным столом, что они опасны и что надо немедленно действовать. Рывком поднявшись на ноги, Глеб подхватил тяжелый табурет, стоявший тут же у окна, и, не давая опомнится, запустил его в хозяев помещения. Регистратор событий и состояний привычно отметил, что бросок получился на славу. «И откуда только сила взялась?» – оценил регистратор содеянное. Но если к приложенному усилию претензий не было, с точностью его как-то не задалось. Следовало попасть в Митяя, но снаряд угодил в Залубченко старшего. Как все уже догадались, это была именно наша парочка.
Стул под Залубченко развалился, словно конструкция из соломы, а он сам взвизгнул, как подвернувшийся под ноги щенок, завалился на спину и замер под накрывшим его табуретом. Падая, он резко всплеснул руками, будто пытаясь ухватиться за воздух, при этом что-то выскользнуло у него из кулака и, ударившись в потолок, рассыпалось на множество осколков. Осколки посыпались вниз. Глебу показалось, что пролился бриллиантовый дождь – весь пол засверкал безумными огнями.
– А-а-а! – закричал диким голосом опомнившийся Митяй. Оскалившись и сверкнув глазами, он изогнулся и метнул в Глеба тяжелый нож, который до сих пор держал в руке. Голубой молнией клинок пронесся по воздуху, прочертив мгновенную и зыбкую, как граница жизни, линию, чиркнул по плечу успевшего уклониться Глеба и с грохотом упал где-то за его спиной. Глеб ждал, что в следующий момент крепыш бросится на него, но, вместо этого, Митяй опрокинул стол, освобождая центр комнаты, и бросился собирать с пола рассыпанные по нему искры. Он распластался на полу и сгребал стекляшки двумя руками, как песок на пляже, стараясь ухватить побольше, и прятал все под себя. Получалось не так уж много, небольшая кучка красноватых зерен. Он постоянно что-то выкрикивал, совершенно нечленораздельное, так что Глеб вполне уверился в его безумии.
Не теряя времени, Глеб подобрал с пола нож и, разрезав им путы, освободил Ирэну.
– Милая, родная, – шептал он ей, – все позади, мы снова вместе. Девушка дрожала и, не в силах сказать хоть слово, прижималась к Глебу мокрым от слез лицом. Парень совсем размяк, убедив себя сам, что все действительно кончилось, и не следил за тем, что происходит у него за спиной. Ирэна же видела все. Вдруг она оттолкнула Глеба в сторону и бросилась вперед. Раздался выстрел, такой оглушительный и неуместный. Ирэна вздрогнула, вскинула руками, словно остановленная в полете птица, и, оглянувшись на Глеба, со счастливой улыбкой на губах стала оседать на пол.
– Эй, эй, что это ты? – не осознал происшедшего Глеб. Он кинулся поддержать ее, но что-то чужеродное и непреодолимое остановило его, грубо толкнув в грудь. Там, где прозвучал один выстрел, возможен и второй. Но того, который его убил, Глеб не слышал. Превозмогая силу, сбившую его влет, он, падая, дотянулся до Ирэны и обнял ее. А больше ему ничего и не было нужно.
Так они и застыли, обнявшись, навеки вместе.
Из угла, из-под кучи обломков выбрался Залубченко. Разбитое в кровь его лицо дрожало, но не выражало, тем не менее, никаких чувств, и было похоже на маску. Он постоял мгновение, глядя на распростертые на полу тела влюбленных, потом перевел взгляд на ходики на стене. Тут он оживился, отбросил прочь дымящийся еще наган, который сжимал в руке, бросился к сыну и стал отбирать у него то, что тот успел собрать на полу.
– У-у-х! У-у-х! – рычал он, вырывая из рук Митяя осколки Дарующего Жизнь.
Они стали бороться, они возились, кусали друг друга, рвали зубами, словно два хищника, делящих добычу. Черты их лиц менялись, становясь все меньше похожими на людские, зубы превратились в клыки, клыки окрасились кровью… Дарующий Жизнь, даже исчезнув, проявил их настоящую сущность.