Выбрать главу

Однако для самого Дарвина борьба за существование была всего лишь образом: «Я должен предупредить, что применяю этот термин в широком и метафорическом смысле, включая сюда зависимость одного существа от другого, а также включая (что еще важнее) не только жизнь особи, но и успех в оставлении потомства. Про двух животных из рода Canis можно совершенно верно сказать, что они во время голода борются друг с другом за пищу и жизнь. Но также говорят, что растение на окраине пустыни ведет борьбу за жизнь против засухи, хотя правильнее было бы сказать, что оно зависит от влажности». К тому же необходимо учитывать и косвенные сражения: «Так как омела рассевается птицами, ее существование зависит от них, и, выражаясь метафорически, можно сказать, что она борется с другими растениями, приносящими плоды, тем, что привлекает птиц пожирать ее плоды и таким путем разносить ее семена».

Слишком часто мы забываем об этих аспектах термина «борьба за существование», рассматривая только боевые черты: когти и зубы, символы суровых условий реальности! Еще хуже, когда и внутри этой борьбы ограничиваются только отношениями между хищником и жертвой. Так, убегая от гепарда, газель «борется» против хищника, поддерживая свое существование и лишая крупного кошачьего пропитания. Однако естественный отбор не сводится к паре хищник-добыча. Борьба за жизнь отчасти происходит между разными видами, но прежде всего она идет между особями одного и того же вида. Это можно выразить через популярный среди биологов анекдот.

«Две газели видят приближающегося гепарда и готовятся убегать. Одна из них говорит: – А чего ради, все равно гепард бегает быстрее нас! Вторая отвечает: – Единственное, что меня волнует, бегаю ли я быстрее тебя…»

Суть борьбы за жизнь сводится к соревнованию внутри вида. Кто убежит от хищника? Кто получит доступ к лучшему источнику пищи? У кого окажется более многочисленное потомство? Особи, отвечающие на эти вопросы лучше, считаются и лучше адаптированным к среде обитания, чем те, которые в итоге исчезнут. Но и понятие адаптации оказалось объектом значительного недопонимания.

Когда мы говорим, что какое-то животное идеально приспособлено к своим условиям жизни, мы всего лишь констатируем тот факт, что оно выжило. Если бы оно не было приспособлено, этот вид уже давно бы, разумеется, вымер. По сути, адаптация – это тавтология, настолько очевидный концепт, что он не несет никакой дополнительной информации. На самом деле, тут смешаны два аспекта адаптации: механизм трансформации вида и конечный (или временный) итог этой трансформации. Биологи различают эволюционные процессы и формы, к которым они приводят, – паттерны.

Необходимо также различать анатомические или поведенческие особенности, которые позволяют особи выжить и обеспечить лучшее размножение, и результат этой адаптации, то есть распространение этой особи (или ее генов) в последующих поколениях. Для оценки количественного результата адаптации биологи используют термин «фитнес». Наиболее приспособленным оказывается не тот, кто дольше всех прожил, а тот, кто оставил больше всего потомков. Измерить «фитнес» особи означает оценить вероятность того, что она среди своих сородичей даст наибольшее количество потомков.

Резюмируя: адаптация – это новая черта, появившаяся у особи и сохраненная естественным отбором. Поколение за поколением эта черта становится в популяции всеобщей.

Трансформизм Ламарка

Идея эволюции разрабатывалась еще до Дарвина, прежде всего французским натуралистом Жаном-Батистом де Ламарком, который использовал термин «трансформизм».

В работе «Философия зоологии», изданной в 1809 году, он предлагает свой механизм трансформации видов. По его мнению, использование того или иного органа трансформирует его под нужды организма. Если орган применяется часто, он укрепляется и развивается. И напротив из-за «неиспользования» орган исчезает.

Ламарк приводит в качестве примера жирафа, который «водится в местах, где почва почти всегда сухая и лишена растительности. Это заставляет жирафа объедать листву деревьев и делать постоянные усилия, чтобы дотянуться до нее. Вследствие этой привычки, существующей с давних пор у всех особей данной породы, передние ноги жирафа стали длиннее задних, а его шея настолько удлинилась, что это животное, даже не приподнимаясь на задних ногах, подняв только голову, достигает шести метров в высоту».