Питался Ник исключительно едой, оставленной на памятниках кладбища. Она была скудна, но за неимением другой, воспринималась как манна небесная. Конфеты и печенье, черный хлеб и водка были основными продуктами питания. Они собирались с многочисленных могил и составляли основной рацион. Когда происходило захоронение, Никодим выпрашивал у родственников усопшего разные лакомства – тем и жил.
Свое жилище он благоустроил, принеся в нутро склепа драные подушки, какие-то грязные одеяла, выкинутые то ли из разграбленных гробов, то ли оставленные бомжами. Кстати, с последними Никодим не общался – считал их падшими.
В склепе было уютно и непременно счастливо. Ник любил свой уголок, чувствовал здесь себя хозяином. С течением времени в его домике появился необходимый житейский скарб, который Никодим находил на безбрежных просторах кладбища и сносил в родное логово, которому дал имя ”Тихая заводь”.
Весьма необходимым элементом его жизни в склепном царстве – королевстве была керосинка. Он заботливо ее обслуживал, чистил и лелеял, наполняя керосином, собранным по крупицам в брошенных лампадках. Во мраке своей кельи он наслаждался звуками Ничто под слабое свечение огонька из керосинки – неимоверное удовольствие. Бегающие по стенам и потолку склепа тени создавали сладостное настроение одиночества и какое-то свое, так необходимое совершенство. Никодим был в восторге от бытия в каморке, от прикосновения к другому, более лучшему миру и единения с ним.
Ник принес в склеп фотографии умерших, которые отвалились от старых надгробий, и расставил их на полках. Здесь было большое разнообразие – от детских изображений до фото с бабушками и дедушками. Никодим периодически общался с ними как с живыми людьми. Он даже их знакомил друг с другом, выступая посредником и сватом. Печально и мрачно вещали трупы из Мира мертвых. При этом голоса из Ничто тоже включались в беседы. Иногда они о чем-то спорили с теми образами, кто стоял на полках. Никодим не вмешивался. Он пытался слушать, о чем шла речь, но вырывал лишь обрывки фраз – люди с фото молили о пощаде, просили прощения за все.
Ржавые металлические пластины с обликами бывших людей располагались в большом количестве в склепе у Ника. Он их распределил по возрасту, полу. Появились любимчики, друзья. Заходя в черную склепную конуру, Никодим здоровался со всеми присутствующими, кому-то делал комплементы, кого-то ругал, но не сильно, так как голоса из Ничто не давали это делать – безмолвно жалели всех с фото из Мира мертвых за их ущербность и бесполезность. Засыпая в тиши и уюте, Ник иногда просыпался от какой-то внезапной слезной просьбы, шедшей от какого-нибудь изображения. Он успокаивал страждущего обещаниями и, заручившись поддержкой иного мира, сладко продолжал сон под движения теней от керосинки.
Так проходили вечера, а днем Никодим метался по кладбищу от одного похоронного шествия к другому. Он набирался положительных эмоций от мрачных ритуалов, наполняясь энергией. При этом клянчил и выпрашивал что-либо съестное. Ему непременно давали, видя его изнуренное лицо, наполненное потусторонним ужасом. Люди пугались его вида и быстрее расставались с принесенной на кладбище едой. Глядя на Никодима, они на миг как будто заглядывали в бездонную пропасть. Его глаза были наполнены тем ужасом, от которого становится не по себе. Ужасом, который необъясним. Молва о потустороннем кошмаре в лице Никодима быстро распространилась в городишке. Его нарекли “Мрачным Иноком”.
При приближении к похоронному шествию люди начинали перешептываться, ощущали надвигающийся холод и замогильно твердили : ”Инок…Мрачный Инок идет”, при этом раскрывали сумки и доставали все, чтобы посланник иного мира покинул их, унося с собой еду и питие. Помимо озноба и ужаса люди чувствовали какое-то особое зловоние, которое всегда сопровождало Мрачного Инока. От него нельзя было избавиться или отвлечься. Оно повсюду сеяло семена смрада. Рваная одежда, тело Никодима были пропитаны этим дыханием Ничто. Оно стало неотъемлемым свойством псевдоорганизма-забвения под именем Никодим ”Мрачный Инок”.
Сам же Ник не ощущал вони от себя, не видел тихого ужаса на своем лице. Его разбитое зеркало в склепе показывало счастливое лицо, довольное от единения с потусторонним. Он был целеустремлен и уверен. Его лохмотья не вызывали отвращения. Он с удовольствием их носил и не испытывал дискомфорта. Это была его жизнь, это был его склеп и мракомир.