Кто-то кричал не своим голосом. А зачем кричал — сам не знал.
Кто-то, наоборот, сидел тихо. Но таких было мало. Маша Полешкина в зеркальце смотрела. Верочка Козловская пример по математике переписывала. Саша Лагутина играла в шашки с Катей. Они, как всегда, спорили:
— За фук беру. Ага, Катька! А не зевай.
— Нечестно. Ты меня нарочно отвлекла. Зачем старинный пятак показывала? Зачем? Хитренькая!
— А не смотри. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
Катя надулась и больше играть не захотела.
Всё было, как обычно. До звонка ещё оставалось время.
И тут ворвался Женька Воронин. Он крикнул, тяжело дыша:
— У меня что есть!
И тут началось. Все как заорут. И те, кто до этого шумел. И те, кто сидел тихо и шуметь не собирался. Не зря их называют в школе «четвертый заводной».
Все выкрикивали разное:
— Что у тебя есть-то?
— Нет у него ничего!
— Хвальба!
— Покажи!
— Скажи!
— Откуда?
— На какую букву?..
— Врёшь!
— Где?
Ну и так далее. Кто что хотел, то и кричал. Не так уж было важно, что Женька Воронин притащил с собой. Просто покричать захотелось.
Четвёртый «А» зря времени не тратил — целый день впереди, четыре длинных урока, насидишься ещё, намолчишься. Вот и тормошили Женьку Воронина.
Маша быстро зеркальце убрала, подскочила к Женьке и как ущипнёт его за руку. Говори, не тяни, нет терпения ждать. А он всё равно не хотел говорить, только ухмылялся. Ничем его не проймёшь, этого Женьку Воронина. И ухмылка была именно такая — ничем вы меня не проймёте. Как захочу, так и поступлю. А вы попрыгайте.
И тогда Саша Лагутина сказала спокойно:
— Нашли, кому верить. Ничего у него нет. Воронин известный трепач.
А вот этого выдержать не может почти никто. Если ты не врёшь, а тебе не верят — обязательно начнёшь доказывать. И Женька не устоял:
— А это видали?
И вытащил из портфеля обыкновенную синюю мыльницу. Потряс ею — в мыльнице гремело мыло.
— Ну! Вру? Да? Сразу замолчали?
А они не замолчали:
— Подумаешь, мыльница!
— Мыльниц сколько хочешь!
— Подумаешь, мыло!
— Каждый может притащить!
— Удивил!
— Обрадовал!
— Насмешил!
— Хи-хи! Ха-ха!
Но Женьку не заклюёшь. Не такой человек.
— А это видали?
Он показал бутылочку. Прозрачная жидкость просвечивала сквозь стекло. Все опять завопили:
— Лекарство!
— От лени!
— От хитрости!
— От вранья!
— От двоек!
— От синяков!
— От великой любви!
Женька изо всех сил старался оставаться спокойным:
— Простая вода. Понятно?
А они опять:
— Воду принёс из дома!
— Ну, даёт!
— Сроду не видали!
— Руки мой перед едой!
— С мылом! Хи-хи!
А Женька? Хоть бы что. Налил не спеша в мыльницу воды, размешал, вытащил из кармана тоненькую пластмассовую трубочку, похожую на соломинку. Все собирались посмеяться над соломинкой — подумаешь, соломинка. Ничего в ней нет особенного. Удивил! Доказал! Мало ли что можно крикнуть, когда хочется покричать. Но на этот раз никто не успел закричать, даже Саша не успела, а уж она лучше других умеет доводить Женьку. Но и Саше не удалось сказать что-нибудь подходящее — Женька быстро прыгнул на подоконник, набрал в соломинку мыльного раствора, и вдруг полетел по всему классу большой, радужный совершенно прекрасный шарик. Он летел медленно, чтобы все успели им налюбоваться. Проплыл мимо классной доски, на которой мелом было написано вчерашнее число. Мимо портрета Максима Горького. Чуть не задел таблицу окончаний прилагательных, но — нет, не задел, а поплыл дальше. И все затаили дыхание, смотрели, широко раскрыв глаза. Прозрачный мыльный пузырь переливался разными цветами — то он становился сиреневым, то вдруг сразу — розовым, то ярко-зелёным, то бледно-голубым.
— Ах, — вздохнули девочки, — какая красота!
— Ну и ну, — сказали мальчишки и покачали головами.
А мыльный пузырь коснулся парты и сразу исчез без следа. Как будто его никогда не было, как будто он только приснился.
— Ой, — сказали девочки, — ой, ой, ой!
— Готов, — объявили мальчишки, которым тоже было жалко, что пропала такая красота.
А Женька стоял высоко, он раздувал свои веснушчатые щёки, и целая стая новых разноцветных пузырей слетела в класс. Они были похожи на птиц — невесомые, прозрачные, исчезающие.
И все притихли. На некоторое время.
Самая маленькая девочка, Лиза Смородина, по прозвищу Клюква, спохватилась первой.
— Женя! Жень! Дай мне подуть! Один разочек, Женя!