Бросаюсь от одного угла к другому. Вот-вот, думаю, кто-нибудь из учителей сюда зайдёт. Слышу — дверь заскрипела. Я как сигану в открытое окно...
Выскочил на задний двор. На моё счастье там — ни одного человека. Банку выбросил. Куда самому деться — не знаю. Догадался спрятаться за грудой угля, который привезли, чтобы отапливать школу. Решил до конца занятий отсидеться. А там толстуха, может быть, и уйдёт.
Не знаю, сколько я просидел. Мне показалось, что долго. Слышу — кто-то меня зовёт:
— Ильюша! Где ты? Ильюша!
Голос Лиды. Надо бы ей откликнуться... Но как? Другие услышат. Я не отозвался. Она позвала ещё раз и ушла. А у меня в ушах всё старушкины слова звучат: мальчик с веснушками, мальчик с веснушками. Всегда-то они меня подводят...
Схватил я кусок угля и вымазал им всё лицо. Решил, что теперь никто меня не узнает. И смело вышел со двора. У школьного подъезда никого не было. Пошёл дальше. Хотелось скорей проверить свою маскировку. На ком? Вдруг увидел — на ком.
Знакомый малыш с мамашей гулял. Как-то он в сквере свой мяч потерял. Мамаша его — туда, сюда. И всё без толку. Не знает, где искать. Мальчонка в рёв. Тут я подвернулся. Нашёл им мяч. Мамаша меня тогда поблагодарила. А я с мальчонкой в мяч поиграл. Должен был меня запомнить.
Узнают они меня или не узнают? Нарочно мимо них два раза прошёл. Мальчонка, как увидел меня, глаза вытаращил от удивления, за мамашину руку ухватился, орёт:
— Смотри, кто идёт!
Взглянула его мамаша на меня, чего-то улыбнулась, но ничего не сказала.
Решил, что узнали меня. Обидно стало. К счастью, мальчонка опять закричал:
— Какой смешной турбочистик!
Мамаша его поправила:
— Не турбочистик, а трубочист. Он трубы чистит.
Прошёл я близко мимо них, но меня не окликнули.
Значит, всё-таки не узнали. И стало мне веселее. Я даже запел от радости:
Потом размечтался. Подстерегу Лёньку Булина. Ущипну его сзади. Он обернётся и вскрикнет: «Что за чёрт!» Я отвечу: «Из трубы вылез!» И мяукну. А то завою. Или лучше приду к Булину и... почищу у них дымоход. Он в старом доме живёт. У него печи. Он сам говорил. Лёня начнёт благодарить меня за хорошую работу. А я скажу ему: «Я не трубочист. Я Веснухин!»
Я бы ещё много чего намечтал. Но случайно оказался у Дома культуры.
Голос из темноты
В Дом культуры внесли какие-то подозрительные ящики. Решил — цирк приехал. Я рванулся в разведку, но меня остановил чей-то голос:
— Стой! Убьёшься!
Остановился у двери. Впереди темно. Повернуть обратно неудобно. Ну, я и топчусь на месте.
— Тебе кого, мальчик?—спросил кто-то из темноты.
— Никого, — растерялся я.
— Зачем же сюда пожаловал? Ребята послали?
— Нет. Я сам, от себя. Мне главный клоун нужен, который с веснушками.
— Для чего он тебе понадобился?
— По делу, — крикнул я в темноту. — В цирк хочу поступить.
Слышу кто-то там рассмеялся.
— Ты что, чёртиков изображать будешь? Для чего намазюкался? Грязнуля ты, а не артист.
Всё пропало, думаю. Что сказать, не знаю. Моргаю глазами и на одном месте топчусь. А невидимка добавил:
— В цирк собираешься, а пришибленный! У нас таких не берут.
— Никакой я не пришибленный, — рассердился я. — И чёртиков изображать не буду. И в артисты не хочу. Я фокусы умею показывать.
Невидимка свистнул и весело ойкнул.
— Вот это уже по-цирковому! Как же мне с твоими фокусами познакомиться? У нас тут, видишь, мрачновато: электричество подкачало! Ну да ладно! Иди сюда, Отелло! Я тебя в уборную сведу. И скребницу дам.
Странный всё-таки дядька, подумал я. Меня из темноты видит. А сам оттуда — ни ногой, ни рукой! Я даже немного струхнул. Но потом вспомнил папины слова, что мужчина не должен бояться.
— Смелей, Отелло!—схватил меня за руку Невидимка.
Пошли мы. Иду я за ним и очень вежливо объясняю: во-первых, меня зовут не Отелло; во-вторых, пусть он меня извинит, но уборная мне пока не нужна; в-третьих, какая-то скребница — тоже.
Я думал, что Невидимка рассердился. А он так же вежливо мне объяснил: Отелло — имя большого хорошего человека.
— Жаль только, — добавил он, — что Отелло был такой же доверчивый, как и ты.