— Ты у меня, папа, такой высокий, что на картинке не помещаешься. Не знаю, как тебя нарисовать.
— Нарисуй лучше Саргасочку, — попросил папа. — Она маленькая.
Даша стала рисовать, а папа подошёл к самой воде и смотрел куда-то вперёд. Наверное, он хотел увидеть свой корабль. Он смотрел до тех пор, пока Даша не принесла ему рисунок.
Когда папа рассказывал про Саргасочку, он говорил, что Саргасочка похожа на листок ландыша. А Даша нарисовала её по-своему. Будто это кукла-матрёшка с голубыми глазами и длинными ресницами. А на ней зелёная шаль с голубой бахромой. Такой представила её себе Даша-художница.
Папа разглядывал картинку, а Даша в это время смотрела на папу и удивлялась. Какое у папы загорелое лицо! Будто все морские ветры вместе с солнцем обжигали его. Только зубы у папы белые, как белые камешки на морском берегу, да глаза синие. Радостно смотреть на такого загорелого человека с весёлыми синими глазами.
— Папа, — заговорила Даша, — я догадалась, отчего у тебя синие глаза. Ты любишь на синее море смотреть. И на небо синее.
Папа в ответ засмеялся.
— А у тебя, дочка, отчего синие?
— Оттого что я в Синегорске живу.
И Даша с папой рассмеялись, потому что вдвоём им было весело от каждой шутки. Но ещё веселей было бы им, конечно, с мамой.
Папа вдруг сказал:
— Пошли скорей домой! Как там мама без нас поживает? Наверное, соскучилась, ждёт нас.
Они быстро зашагали. Но тут увидели, как садится солнце, и остановились посмотреть. Каждый раз у него это по-новому получается. Иногда бывает похоже на мальчишку, который войдёт в воду и боится окунуться. Тянет тянет, пока не соберётся с духом — бултых в воду! — и выскочит снова, отряхиваясь. Солнце тоже иногда ёжится, прыгает, не хочет нырять в воду, потом всё-таки опустится. И уже до утра не является больше.
— Смотри-ка, — сказала Даша, — над солнцем что-то круглое. Прямо шляпа. Солнце в шляпе! И в воде такая же шляпа.
Это было отражение. А солнце, наверное, вообразило, что это настоящая шляпа, и нырнуло в неё. Да не попало, в воду окунулось. И сразу, будто испугавшись, подпрыгнуло.
— Чего это оно так испугалось? — спросила Даша.
— Наверное, на медузу натолкнулось.
Даша вздрогнула, когда представила себя на месте солнца. Она бы ещё выше подпрыгнула, если бы наткнулась на медузу. Брр! Медузы скользкие, холодные и обжигают, как крапива.
Солнце повисло над морем низко-низко. Было оно румяное. Совсем каравай хлеба, только что в русской печке выпеченный.
— Пора нам, Дашук! — спохватился папа. — Сейчас стемнеет. А нам идти с тобой да идти.
На юге темнеет быстро. Хорошо, что месяц появился, а то бы трудно пришлось путешественникам. Идти далеко. Да через лес, да через горы. Только к ночи и вернулись домой.
— Я знаю, — сказала мама, — вы опять всякие чудеса искали. А я на вас обиделась.
Даша с папой стали оправдываться. Но мама не позволила им долго говорить. Она знала, что её путешественники сильно проголодались. Их надо скорей накормить. Они ели и говорили, что не забывали её в дороге. Всё время помнили. Что с ней им интересней было бы, чем вдвоём. Но ведь она на работе. А у них сейчас отпуск. Даше не нужно идти в детский сад, а папе уходить в плавание — они и путешествуют.
— Ладно, — миролюбиво сказала мама. — Я скоро пойду в отпуск, и тогда мы вместе будем путешествовать. Может быть, даже куда-нибудь поедем.
Так и решили. И мама перестала обижаться на них совсем.
ПЕРВОЕ ПИСЬМО
Папа получил телеграмму, а в ней приказ: срочно возвратиться на корабль. Потому что надо куда-то плыть. Куда — не сказано. Пришлось возвращаться из отпуска. Такая у папы служба: морская, беспокойная. Папа сказал:
— Я уезжаю, Дашук. Может быть, в те края, откуда наша знакомая Саргасочка. А может быть, в холодный океан, где белые медведи живут. Не знаю куда. Вы с мамой пишите мне каждый день. А когда я вам пришлю адрес, вы мне сразу много писем отправите. Договорились?
— Я лучше буду рисовать. И посылать тебе, что нарисую. Ладно?
Папа обрадовался. Он любил Дашины рисунки. И, уезжая, купил ей ещё одну коробку цветных карандашей, чтобы хватило до его возвращения.
Папа уехал, мама ушла на работу, а Даша осталась одна. Она подумала: «Хорошо, если бы мама была дома, а не на работе». Она не любила, когда мама торопилась на работу. И очень сердилась на стрелки — короткие ножки. Не успеет Даша с мамой поговорить, а стрелки уже к цифре девять подбираются. Вот-вот пробьют часы, напоминая маме, что уже поздно.
— Ой, — вскрикивает мама, — опаздываю!