И все же, храня молчание, я узнаю много нового… Например, я узнаю, что она порвала с Клеманом. И когда я об этом слышу, я едва сдерживаюсь, чтобы не посмотреть на нее. Сердце бешено бьется, грудь наполняется неописуемым облегчением. Наконец-то она его бросила! Как это случилось? Почему я не знал? Как она это восприняла?
Но я слишком злюсь, чтобы спросить ее об этом. Вместо этого в моей голове вьется тысяча и одна мысль: если бы семь месяцев назад я ответил на звонок, если бы Люси извинилась и мы бы снова сошлись – какой бы была сейчас моя жизнь? Я бы все равно влюбился в Виолетту? Люси говорит, что она изменилась, и вот уже несколько дней она неустанно мне звонит. Я не отвечаю: я понимаю, что понятия не имею, что ей говорить.
В четверг мы с Итаном приходим в пожарную часть позаниматься в спортзале. Мой друг уже там, карабкается по веревке. Несколько секунд я колеблюсь, а затем, сделав глубокий вдох, снимаю футболку. Я хватаюсь за ближайшую веревку и с голым торсом с легкостью забираюсь по ней вверх. Итан слишком сконцентрирован на деле и не смотрит на меня, и это вселяет в меня уверенность. Я быстро перестаю замечать его взгляд.
Мы переходим к уже привычным силовым упражнениям, а затем решаем сыграть в баскетбол. Он тоже снимает футболку и наконец разрезает тишину:
– Снял рубашку, Милле?
Я улыбаюсь, испытывая облегчение от того, что он шутит. Черт, я так люблю своих друзей. Я забираю из его рук мяч и тем же тоном отвечаю:
– Нравится?
– Очень. Ты такой сексуальный.
Я качаю головой, и мы начинаем играть более серьезно. Через час мы оба потные. Я хватаю футболку и вытираю ею лоб, проверяя сообщения в телефоне. Одно из них от Люси – спрашивает, почему я ее избегаю. Я вздыхаю и отвечаю ей, что дело вовсе не в ней и у меня сейчас есть дела поважнее. Надеюсь, это даст мне немного времени, чтобы подумать и понять, что делать дальше.
– Знаешь, – говорит мне Итан, сидя на трибуне, – Я купил билеты на поезд до Пуатье – навещу родителей в следующие выходные.
Я смотрю на него с плохо скрываемой завистью. Я бы тоже хотел увидеться с родителями. Провести с ними нормальные выходные, поговорить о работе, о девушке, о дорогой аренде, о будущем отпуске… Наверное, такого никогда не случится.
– Это замечательно, – отвечаю я. – Ты едешь один?
– Нет, с Офелией. Хочу познакомить ее с родителями, – признается он, смущенно улыбаясь.
Я невозмутимо киваю:
– Я рад за тебя, дружище!
Говорю я искренне. Итан непонятно улыбается и слегка покачивает головой. Я уже знаю, что он собирается сказать – Итан чертовски наблюдателен.
– А вот ты, чувак, выглядишь максимально потерянным.
– Так и есть…
– Ну же, расскажи дяде Итану все.
Я вздыхаю. Даже и не знаю, с чего начать, и потому говорю ему одну-единственную вещь, самую главную – то, из-за чего и развязалась война:
– Люси вернулась.
Итан недовечиво пялится на меня, он знает о ней не очень много, но в курсе, что у нас произошло.
– А…
– Ага.
– Ничего не говори. Значит, ты не знаешь, что делать, потому что за это время уже успела нарисоваться Виолетта?
– Бинго…
Итан долго молчит, будто бы о чем-то размышляя. Понятное дело, он не знает всего. Он не знает, что Люси – символ чего-то безопасного в неспокойном прошлом, он не знает, что мы с Виолеттой связаны болью несчастливого детства. Не знает, что мысли в моей голове постоянно то распутываются, то снова путаются.
– Я не могу выбирать за тебя, – говорит Итан, пожимая плечами. – Но я могу кое-что сказать: если хочешь быть уверенным в своем выборе, не обязательно задавать себе тридцать шесть вопросов. Нужных вопросов на самом деле всего три.
Я внимательно смотрю на него. Я знаю, что Итан дает хорошие советы. Мне интересно, что он собирается сказать. Он считает на пальцах, не отрывая от меня взгляда.
– О ком из них ты думаешь, когда просыпаешься? Рядом с кем ты можешь быть самим собой? И самый важный: без кого из них ты не можешь жить?
Я не свожу с него взгляда. Итан, похоже, закончил свою речь и теперь загадочно улыбается. Я молчу. Достаточно лишь трех вопросов. Трех вопросов, которые я боюсь себе задавать.