– Виолетта, – перебивает меня Джейсон спокойным, незнакомым мне тоном.
Я еще сильнее обхватываю пальцами цепочку на своей шее и перевожу дыхание. Тишина на другом конце провода говорит сама за себя. Я слишком нервничаю, чтобы осознать, что только что выдала себя. Да и не плевать ли, я и так совсем скоро собиралась это сделать.
– Он все это знает, – успокаивает меня он, – по крайней мере, он знает, что ты не эгоистичная блондинка, разрушившая их с Люси отношения. Во-первых, я могу сказать, что они умерли еще до твоего появления, во-вторых, уверяю тебя, Лоан вернется. Он всегда возвращается.
В ответ я молчу, как за последнюю ниточку хватаясь за его ободряющие слова. Мне хотелось бы его поблагодарить, но я боюсь, что разрыдаюсь в тот же момент, как снова открою рот. Репортерша продолжает болтать, и я нервно стучу ногой.
– …в действительности очень похож на прошлый пожар в Сержи, будто…
Вдруг речь репортерши прерывает сильный взрыв. Я подпрыгиваю: пламя расползается в форме идеального круга, и его языки выше и ярче, чем были до этого. Мои глаза расширяются, а ладонь касается рта.
– Вот черт… – говорит Зои на другом конце линии.
В момент взрыва репортерша рефлекторно присела, но тут же выпрямилась, рукой касаясь наушника.
– Только что вы услышали, вероятно, последствия взрыва цистерны с топливом.
В полнейшем ужасе я наблюдаю за происходящим. И снова пожарные бегут к источнику огня с шлангами в руках.
– Также мне сообщили, что во время взрыва в помещении находились пожарные. Это все, что известно на данный момент.
Я не сразу понимаю, что плачу, а лишь когда слезы застилают глаза. Я так крепко держу военный жетон Лоана, что мне становится больно. Надо его отпустить. Но сделать это – значит бросить Лоана. А так поступить я не могу.
– Скорее всего, есть жертвы, – объявляет репортерша нейтральным голосом.
Я замираю, у меня останавливается дыхание, а сердце перестает стучать, хотя только что билось на полную мощность. Даже Зои и Джейсон не решаются как-то прокомментировать новую информацию. Я все еще плачу, когда слышу, как Зои пытается со мной поговорить:
– Вио?..
У меня не получается вразумительно ей ответить.
– Мне нужно побыть одной, – заикаюсь я жалким голосом.
Я отключаю телефон, не отрывая глаз от экрана телевизора. Я не двигаюсь, ничего не говорю, и слезы катятся по моей шее. Впервые за всю свою жизнь я молюсь. Я молюсь о том, чтобы имя моего друга ни в коем случае не было названо.
Приговор оглашается через час.
– Официально объявлено, что пожар полностью потушен. Он не затронул соседние здания, предотвратив…
И действительно, на новых кадрах видно, что огонь полностью устранен. Черный дым продолжает тянуться в небо, но красных всполохов больше нет.
– …лишь один взрыв, в ходе которого были ранены шесть человек, один из которых находится в критическом состоянии, а двое – погибли.
…
…
…
И я
словно
умираю.
Буквально через наносекунду мой телефон начинает звонить. Я машинально прячу лицо в ладонях, стараясь не зарыдать. Я знаю, что репортерша не назвала имен и, возможно, среди них нет Лоана, но я не могу не думать о худшем. У меня плохое предчувствие. Я чувствую, что с ним что-то случилось, нутром это чую. Зои снова пытается до меня дозвониться, но я не реагирую – слишком занята тем, что пытаюсь сдержать сотрясающие меня рыдания.
Наконец дрожащей рукой я хватаюсь за телефон и отправляю ей сообщение о том, что со мной все в порядке. А потом звоню Лоану. Я делаю круг по комнате, и каждый раз, когда я делаю шаг, мне кажется, что я сейчас упаду. Гудки тянутся друг за другом, и я утопаю в них.
– Ответь мне, черт возьми! – кричу я, когда звоню ему уже в шестой раз.
Мне так много нужно тебе сказать… Что тебе стоит чаще улыбаться; что я люблю, когда ты касаешься своими нежными пальцами моих волос; что каждый раз я засыпаю, смотря на нас на потолке; что ты влюбил меня в себя в тот самый момент, когда рассказал о худшей операции, в которой участвовал, еще тогда, в лифте.