Мне тоже это нужно. Чтобы убедиться, что он настоящий, что он не умер и чтобы забыть о случившемся хотя бы на пару минут.
Мы не разговариваем. Наше дыхание и бьющиеся сердца говорят за нас. Я снимаю с него футболку, а он пылко целует меня в шею, кусает ее, облизывает, бессовестно ею пользуется. Лоан не останавливается ни на секунду, пожирает мой рот с такой жадностью, что мне становится больно. Я знаю, что в этот момент он вкладывает в эти объятия весь свой гнев, все свое отчаяние. И я вступаю в эту игру. Мы стоим посреди гостиной, мой язык сплетается с его языком в лихорадочном танце, а мои руки тянутся к его ремню. Я расстегиваю его и снимаю, и он с грохотом падает на пол.
– Ты настоящая, – бормочет Лоан, касаясь моей груди, – такая настоящая…
Я вздрагиваю и издаю стон, когда он наклоняется к моей груди. Он покусывает ее, а в нижней части моего живота перекатывается волна желания. Лоан, не церемонясь, снимает с меня шорты и трусики. Я сразу же понимаю, что тянуть время он не собирается. Ему просто нужна разрядка. Нужно излить свой гнев, свою грусть, все те эмоции, которые он больше не может терпеть.
– Я всегда буду с тобой, Лоан, всегда, – обещаю ему я.
Я расстегиваю его джинсы, стягиваю до лодыжек и так же поступаю с трусами. Он отодвигает их ногой и прижимается к моему телу. Мои руки касаются его: его идеальное тело все в мышцах. Моя кожа электризуется от контакта с его кожей, мое сердце бешено колотится в такт с его сердцем, лишь в паре сантиметров друг от друга. Я кладу ладонь на его грудь, слева, чтобы почувствовать его сердце.
Оно трепещет под моими пальцами с бешеной скоростью.
Он трется о мою промежность, и я чувствую его эрекцию. В этот же момент Лоан подхватывает меня за бедра и с легкостью поднимает на руки. Я не сопротивляюсь, когда он несет меня к себе в комнату, освещаемую лишь лунным светом. Мой лучший друг кладет меня на простыни и открывает ящик прикроватной тумбочки, доставая презерватив. Задыхаясь, я наблюдаю, как он надевает его на свое естество. Мое сердце истекает кровью, но тело сгорает от желания: я страстно хочу, чтобы он занялся со мной любовью. И я знаю, что конкретно сейчас это жутко. Я знаю, что это странно, ведь мы должны плакать, и только плакать… И все же.
Лоан грубо впивается в мои губы. Раньше он не был настолько диким… но и настолько опустошенным он тоже никогда не был.
– Действуй! – предлагаю я ему.
Мне не приходится повторять дважды. Он устремляет измученный взгляд прямо мне в глаза, а затем раздвигает мне ноги и закидывает одну себе на плечо. Одной рукой я касаюсь его бедра, другой – щеки. Я хочу, чтобы он увидел, что я люблю его. Хочу, чтобы он это почувствовал.
Наконец он резко входит в меня. Без прелюдий, одним глубоким продуманным толчком, который вызывает у меня стон. Не убирая рук от его лица, я кривлюсь от смешавшихся боли и удовольствия. Мне одновременно и больно, и приятно. Лоан целует мою ладонь, выходя из меня, и снова входит еще глубже. Его мышцы напрягаются, ягодицы сжимаются. Он изумителен! Красивее чем когда-либо. Лоан проникает все глубже и глубже, все сильнее и сильнее, так, что я не могу сдержать криков удовольствия.
С каждой секундой я все больше разгораюсь, позволяя ему овладевать мной на кровати, где мы столько раз спали в объятиях друг друга.
– Мое сердце сейчас взорвется… – шепчу я, задыхаясь.
Оба наших тела, оба сердца и обе души связаны одной болью. Его естество без устали движется во мне до тех пор, пока я не чувствую, как сжимаюсь вокруг него. Его пальцы впиваются в мою плоть, глаза застилают слезы, а ноги сильно трясутся. Я судорожно хватаю его за шею и обнимаю, и мы сгораем в пламенном оргазме, утопая в связывающих нас слезах – его и моих. Лоан замирает во мне, позволяя наслаждению наполнить его тело, и я выдыхаю тихое «Я люблю тебя» ему на ухо. Это случайно вырвавшееся признание он, наверно, и не услышал.
Но едва исчезает наслаждение, возвращается скорбь. Лоан наваливается на меня, держа за талию и прижимаясь лбом к моему плечу. Я знаю, что он плачет. Я слышу его и нежно глажу его по волосам и тоже плачу. В тишине.
Мы долгое время не двигаемся с места, переплетенные друг с другом, и оплакиваем потерю нашего общего друга. И ночную тишину нарушает лишь душераздирающее и непрерывное «Прости» моего лучшего друга.
33. Наши дни
Лоан
Впервые у меня умер кто-то из близких. Впервые крошечная частичка меня исчезла навсегда. Частичка, связанная с одним из моих лучших друзей, частичка, которой я позволил себе с кем-то поделиться, пусть и понимал, что однажды мне это больно аукнется. Я любил Итана. Я уважал его. Надеюсь, он это знал.