Ответом мне долгое молчание, во время которого я прислушиваюсь к ритму его дыхания.
– Понимаю, – наконец выдыхает он, носом касаясь моей щеки. – Я не давлю на тебя. Просто хотел, чтобы ты знала, что я здесь, с тобой, как и всегда. И что я не выбрал Люси. Да и выбирать не пришлось.
Он отстраняется от меня, давая возможность снова собраться с мыслями. Он делает шаг назад, проводя рукой по своим волосам. Я с легкостью угадываю, что ему тяжело находиться вдалеке от меня, и я его понимаю. Более чем!
– Если ты захочешь побыть какое-то время одна, я пойму.
Лоан впервые с тех пор, как вошел в эту комнату, отводит взгляд в сторону. Я мрачнею. Если бы я знала, что он придет, то не стала бы ждать его в своей подростковой спальне. Я замечаю, как он мягко улыбается, глядя на мои старые фотографии.
– Я облажалась, Лоан. Я вкалывала несколько месяцев, но у меня отобрали возможность показать результаты моего труда.
Его лицо смягчается, он склоняет голову. Ему жаль меня. Я вздыхаю, снова и снова переживая тот день и чувство стыда и неловкости, которые я испытала.
– Это твое первое испытание, – говорит он успокаивающе, – будут и другие. То, что ты упала, не главное, главное – снова подняться. Ты не попала в «Миллезию», и что? Пойдешь в другое место. Ублюдок вроде Клемана ведь не помешает тебе стать стилистом, правда?
Я удивленно жмурюсь, слыша в его голосе яд, когда он выплевывает имя моего бывшего. Очевидно, он все знает. И должна признать: он сексуален, когда злится. Конечно, мне уже доводилось видеть его таким в тот день, когда он упрекнул меня за то, что я вмешалась в его дела, поэтому скажем так: он сексуален только тогда, когда злится не на меня.
– Возвращайся в Париж, – настаивает он, – это единственное, о чем я тебя прошу.
Я молча киваю. Он в последний раз улыбается, и, когда он уже собирается уходить, я не выдерживаю и спрашиваю:
– Ты уверен, Лоан? Я имею в виду нас.
Он смотрит на меня несколько долгих секунд, удивляясь тому, что я в этом сомневаюсь. Я просто хочу быть уверенной, вот и все. Не хочу умереть от горя, если вдруг он случайно ошибся в природе своих чувств.
– Никогда в жизни не был так уверен.
Сказав это, он выходит, оставляя меня наедине с собой. В шоке я стою еще несколько секунд у кровати. Что только что произошло? На дрожащих ногах я подхожу к двери и приоткрываю ее. Мое сердце изо всех сил колотится, и я кладу руку на грудь, пытаясь его успокоить. Я слышу, как мой отец спрашивает снизу, все ли со мной хорошо. По-прежнему взбудораженная, я прислушиваюсь.
К сожалению, мое сердце звучит так громко, что я не слышу ответа моего лучшего друга. Зато слышу остальную часть разговора.
– Я знаю, что мне не обязательно быть в курсе всех подробностей случившегося, – издалека доносится от меня голос отца, – но я должен понимать, правильно ли сделал, что пустил тебя к ней, Лоан.
Тот, полагаю, кивает, я очень четко это представляю.
– Понимаю. Правда в том, что я люблю вашу дочь, – признается Лоан, и у меня перехватывает дыхание. – Но кое-где промахнулся, поэтому просто даю ей время перевести дух. А после… все будет зависеть от нее. Я не стану на нее давить.
Повисает тишина. Я в шоке стою за дверью, ожидая ответа отца. Боже мой, впервые мужчина заявил, что влюблен в меня.
– Хорошо. Рад слышать.
– До свидания, месье, прошу прощения за неудобства.
Я осторожно закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Черт меня побери… С моих губ срывается громкий вздох: наверное, тот самый, который я сдерживала с тех самых пор, как увидела Лоана на пороге комнаты. Он пришел сюда, чтобы сказать, что любит меня и что я должна быть сильной.
Да, мне пришлось несладко, но через это проходят все. И я еще не раз столкнусь с трудностями. Мне просто нужно продолжать двигаться дальше.
Мне просто нужно вернуться в Париж. И взять себя в руки.
39. Наши дни
Лоан
С ума сойти, как медленно тянутся дни. Слишком медленно. Словно Вселенной буквально на нас наплевать. Когда мы счастливы, время летит слишком быстро. А когда мы, наоборот, хандрим, секунды кажутся вечностью. Я не хандрю, но не сказал бы, что мне легко.
Съездив к Виолетте, я вернулся к своей привычной жизни, надеясь, что был достаточно убедителен. Я до сих пор вижу, как расширились ее глаза, когда она заметила меня на пороге своей комнаты. И, вспоминая это, я улыбаюсь как последний идиот. Моя маленькая деревенская девочка.