Первое, что поражает меня и эхом отзывается в моем колотящемся сердце, – он сейчас сексуальнее, чем когда-либо. На нем футболка «Дизель», подчеркивающая каждый его мускул, и серые спортивные штаны, а еще у него непривычная недельная борода. Она съедает линию его челюсти, но подчеркивает пухлые губы. Второе – ему, кажется, чертовски нехорошо. Его голубые глаза совсем ничего не выражают, а это для него нехарактерно. Я привыкла, что он редко улыбается, но его глаза никогда не молчат, как будто ему есть что сказать, но все это слишком ценно и не должно быть произнесено вслух.
Он смотрит на меня, опустив плечи, и ничего не говорит. От страха я дрожу. Лоан стал похож на зомби. Вот только сочувствие, которое я должна была бы испытывать, перерастает в непонимание, а после, почти сразу, – в гнев. Я так волновалась, а с ним все в порядке!
– Чего ты хочешь?
От его тона я почти вздрагиваю. Кажется, он не рад меня видеть. Мой гнев вдруг испаряется, уступая место грусти.
– Я звонила бесчисленное количество раз. Почему ты не отвечал?
Я знаю, что не имею права обвинять его, но сейчас это волнует меня меньше всего. Значит, он прослушал все мои сообщения и тем не менее решил ничего не отвечать. И мне очень больно это осознавать.
Он молчит, тщательно подбирая слова. Потом пожимает плечами, по-прежнему не отводя от меня взгляда. В его глазах нет ничего, кроме глубочайшей пустоты, и от этого мне больно. Очень больно.
– Может быть, потому что не хотел отвечать.
Это первый его удар – самый терпимый. Я приоткрываю рот, но молча выношу его, хотя мне кажется, что от его слов больно настолько, что тяжело дышать.
По крайней мере, он жив. В плохом состоянии, но жив. Я морщу нос и пробую незаметно заглянуть ему за спину, чтобы оценить ущерб. Люси там? Она поддерживает его, что бы ни происходило? Я успеваю увидеть лишь разбросанную по полу в гостиной одежду: Лоан перехватывает мой взгляд и прикрывает дверь.
– Я волновалась, – бормочу я, вновь глядя ему в глаза.
Я пытаюсь дать ему понять, как сильно он меня испугал, как сильно мне его не хватает, как сильно мне хочется, чтобы он мне доверился. Но его лицо по-прежнему ничего не выражает, как будто оно ледяное.
Видимо, я не заслуживаю ответа, поскольку он ничего не говорит, а только устало вздыхает и вскидывает брови в нехарактерной для него презрительной манере.
– Ты закончила?
Это второй удар, безжалостный, и он попадает мне в живот. Я боюсь, что третий придется прямо в сердце. Впервые мы не шутим, не улыбаемся, не чувствуем друг друга. Между нами лишь непонимание и безразличие. Я ломаю голову, пытаясь понять, почему он отталкивает меня. Впустую. Я ненавижу себя, терпеть не могу за то, что сделала что-то, что ранило его и чего я не могу вспомнить.
Я понимаю, что он не хочет со мной говорить, но не могу просто так вернуться к себе. Если я вернусь, то не знаю, смогу ли вновь с ним встретиться, поэтому я, хоть у меня подкашиваются ноги и щеки горят от стыда, спрашиваю:
– Я сделала что-то не так?
На микросекунду, всего лишь микросекунду я замечаю проблеск боли и острого чувства вины в его глазах. Затем он вновь становится непоколебимым и холодным, как Снежная королева.
– Возвращайся домой.
Он пытается закрыть дверь раз и навсегда, но я быстро реагирую и блокирую ее ногой.
– Лоан, подожди! – умоляю я со слезами на глазах. – Если ты злишься на меня за что-то, мне очень жаль. Что бы это ни было, я искренне прощу прощения. Мне… мне не нравится, что ты на меня злишься.
Я выдохнула последнюю фразу так тихо, что в конце у меня сорвался голос. Он продолжает бесстрастно смотреть на меня, а меня всю трясет. Это просто пытка. Кажется, будто мне залезли в самое сердце и пытаются что-то там найти. Не отталкивай меня, не отталкивай меня, не отталкивай меня…
– Я скучаю по своему лучшему другу, – шепчу я с умоляющими глазами.
Вдруг Лоан закрывает глаза, на его скулах играют желваки. Я начинаю паниковать, не понимая, что это значит, и наблюдаю за тем, как поднимается и опускается его кадык.
– Я не хочу тебя сейчас видеть, Виолетта.
Виолетта. Не Виолетта-аромат-фиалок-лета. Просто Виолетта.
– Уходи.
Я поджимаю губы, но по-прежнему не убираю ногу, в таком я замешательстве. Моя душа кричит: «Почему?» – но губы плотно сомкнуты. Мне страшно услышать ответ. Возможно, лучше действительно сначала все переварить. Он ведь сказал «сейчас». Ничего еще не решено. Верно?